отрывок рассказа из книги «Встречный удар», Бурятского книжного издательства 1988 года. Автор рассказа журналист Андрей Капустин.

Случается так: ясной лунной ночью, когда каж­дая былинка на земле радуется жизни, когда видно все окрест на много-много верст - в такие вот минуты покидает человека сон, и он долго ворочается в посте­ли, не в силах уснуть, и в памяти его словно кадры забытого старого фильма неслышно струятся воспоминания, да такие, что вроде бы и пережито все давно, а все равно захватывает дух и больно сжи­мается сердце.

Такое часто бывает со старыми солдатами. Спроси­те любого из них о самом памятном, самом трудном дне войны - и в такой вот полуночный час вы услы­шите рассказ, неповторимый по своей простоте, драматизму и правдивости. Сколько солдат – столько и судеб, словно в гигантском зеркале отразившихся в одном-единственном, но незабываемом дне. На­верное, из таких вот незамысловатых рассказов и складывается история великого солдатского подвига.

Инженерно-саперный батальон строил укрепления в Забайкальской степи. Новобранец Николай Устьян­цев старался покрепче ухватить выскальзывающий из рук лом и остервенело вонзал его в мерзлую землю. Когда яма наполнялась стылыми, с белыми прожил­ками льда комьями земли, он бросал лом и брал в руки лопату.

В короткие минуты перекуров Николай глядел на свои до крови сбитые ладони и тяжело вздыхал: вро­де бы не привыкать к тяжелой работе, а вот погляди, на что руки похожи. Мокрая от пота шинель быстро теряла тепло и становилась на спине ледяным коро­бом. От холода сводило лопатки. Спасение было од­но - больше двигаться.

Лютым выдался декабрь 1943 года. Часто заду­вали шурганы - степные метели, от которых, каза­лось, нет спасения. Бешеный ветер швыряет в лицо пригоршни жесткого, словно град, снега, силится сва­лить с ног, вырвать из рук винтовку. А шапка - на рыбьем меху, а вместо сапог - обмотки, а двупалые солдатские рукавицы годятся разве только для ок­тябрьского морозца ... Не хватает сил, пресекается ды­хание, хочется лечь и не вставать, ничего не слы­шать и ни о чем не думать. Но солдат должен идти вперед, должен выполнять поставленную перед ним задачу - копать противотанковые рвы, устраивать надолбы, оборудовать завалы.

Квантунская армия, насчиты­вающая до миллиона солдат и офицеров, совсем pя­дом, у самых наших рубежей, в любой момент гото­вая поддержать гитлеровцев коварным нападением на Страну Советов. В том, что японцы настроены агрес­сивно, можно было в те дни убедиться не единожды.

То и дело самураи-диверсанты совершали дерзкие вы­лазки на нашу территорию. Вооруженные ножами, с круглыми блинообразными минами за пазухой, вра­ги преодолевали за ночь огромные расстояния и были способны на любой, самый отчаянный шаг. Ни­колай видел одного из них, пойманного погранични­ками вблизи расположения их батальона. Как ска­зал политрук, проводивший беседу о бдительности, диверсант имел задание взорвать склад с боеприпа­сами. Политрук говорил еще, а перед глазами Нико­лая вставала картина: связанный самурай идет в ок­ружении двух пограничников. Даже будучи беспо­мощным, он не хочет смириться с судьбой: дико озирается, с ненавистью смотрит на окруживших его солдат, и обтянутые желтоватой кожей крутые скулы его нежно розовеют. Было ясно, что враг непримири­мый и жестокий. «Такой тропинку не уступит,- гово­рили солдаты,- с таким надо бороться».

Едва началась война, он с первых дней мечтал поскорее попасть на фронт. Но тех, кто родился в 1926 году, в военкомат не вызывали. Повестка пришла только в конце 1943 года. Николай Устьянцев, как  и другие жители Баунтовской тайги, гордился тем, что отправится наконец воевать. Несколько десятков ново­бранцев пешком вышли из Баунтовской тайги, одолев много труднейших километров зимней дороги. Где-то далеко, на Соколистом, на прииске, остались отец, мать, братья, сестра ... Все они работали не покладая рук для фронта. Так же, как и миллионы других тру­жеников тыла.

Ни молоденький солдат Николай  Устьянцев, едва овладевший навыками и умениями молодого бойца, но рвущийся немедленно на фронт, ни его такие же еще зеленые товарищи не знали, да и не могли в ту пору знать, что военного лиха хватит и на их долю. Они с волнением слушали скупые сводки Совинформ­бюро, а нелегкий труд, подвиги и слава ждали их совсем рядом, за еле видимой в морозном тумане со­ветско-маньчжурской границей.

Неподалеку от Цицикара японцы оборудовали мощнейшие оборонительные линии. Один из бастионов был расположен вблизи реки Нони. Это были вры­тые в яру, возвышающемся над зеленой низиной, четырехэтажные доты, напоминающие собой ощетинив­шуюся многоглавую гидру. Атаки пехоты поначалу не увенчались успехом. Шел ожесточенный бой. Си­лы были не совсем равны. Японцы находились в бо­лее выгодном положении. С высокого яра они пре­красно обозревали и простреливали низину из корот­коствольных пушек и пулеметов.

Только к вечеру, неся большие потери, наши части овладели первым этажом и взяли в плен 18 сол­дат. Однако за ночь враги вырезали оставленное охранение и воцарились на прежних позициях. К рас­свету «гидра» вновь ожила жалами пулеметных оче­редей и коротким рыканьем пушек. В довершение ко всему японцы развернули минометы и принялись гвоз­дить минами по расположению пехотного полка, от­брошенного на исходные позиции и окопавшегося в низине, заросшей густой и высокой травой.

Наступление приостановилось. Положение стано­вилось критическим. Командиры понимали, что за­севшие в дотах самураи хорошо подготовлены к са­мой длительной обороне. Как выяснилось позже, пред­положения эти оказались верными: в укреплении ока­зались большие запасы пресной воды, продовольствия и боеприпасов. Были оборудованы и запасные выходы.

Изменить создавшееся положение могли только артналет и танковая атака. Но походы к яру прикры­вали мощные противотанковые рвы ...

Поздно вечером ефрейтора Устьянцева вызвал к себе командир роты капитан Ковальчук.

- Получай боевое задание. Нужна точная сапер­ная работа. Надо рассчитать количество взрывчатки, необходимой для взрыва противотанковых рвов, под­готовить все необходимое, а к рассвету взорвать. Пой- дет е вместе с рядовым Беломестных. Все ясно, Устьян­цев?

- Так точно!

Николай знал, что для выполнения такого задания двоих саперов мало. Но такова была обстановка. За прошедший день рота потеряла 43 человека личного состава - так метко и расчетливо стреляли японцы. По  всему было видно, что они хорошо пристрелялись к низине. Весь день на его глазах гибли люди, истека­ли кровью раненые, которых под сильным огнем про­тивника не всегда оказывалось возможным доставить в медсанчасть. Было тяжело, муторно было, к горлу подкатывал плотный комок, и сердце больно сжима­лось в ожидании, когда в высоком и чистом, но все­-таки чужом небе возникал, с каждой секундой на­растая, отвратительный свист падающей мины.

Его успокоил пробегавший по окопчику солдат. Он попросил табачку на самокрутку и сказал мимохо­дом, что не надо бояться этого отвратительного свис­та. «То, что свистит - в тебя не попадет. То, что пред­назначено тебе,- прилетит бесшумно». Привычно так сказал. Но Устьянцев по лицу его понял, что случай­ный и мимолетный его собеседник слегка бравирует. Он, Николай, уяснил для себя в этот момент совсем другое: к ожиданию смерти, к смерти окружающих, к ранениям и увечьям, которых он насмотрелся се­годня предостаточно, нельзя привыкнуть ни при каких обстоятельствах. Это недоступно человеческому су­ществу.

Задание, которое дал командир роты, выполнить было непросто. Нужно было ночью преодолеть по мин­ному полю расстояние от своих окопов до рвов, заложить взрывчатку, а после, когда все будет сдела­но, успеть вернуться к своим. Ответственность они с Беломестных почувствовали сразу: среди солдат с неимоверной быстротой распространился слух о том, что к утру подойдут танки. Значит, рвы, а их было четыре, должны быть взорваны обязательно, во что бы то ни стало. Иначе сорвется атака, танки не прой­дут и японцы легко выведут их из строя своими пуш­ками и минометами.

Ко рвам подползли в два часа ночи. Наощупь из­меряли их ширину, высоту, длину. «Ширина 4, дли­на 10»,- еле шевелил губами Николай и в уме высчи­тывал требуемое количество взрывчатки. Рвов было четыре. Значит, два должен был взорвать он, а два ­Беломестных. Тогда путь танкам будет открыт. От­деление пехотинцев под  командой сержанта Ильина притащившее взрывчатку, притаилось рядом. Николай: вспомнил, как они пробирались сюда по минному полю под вспышками сигнальных ракет. Сейчас где-то сзади работают остатки инженерно-саперной роты, рас­чищая путь для завтрашней атаки. Они прошли по этому минному полю первыми. Саперы ползли впе­реди, ощупывая каждый дециметр еще теплой после жаркого дня земли.

Устьянцев в те минуты думал ­не о том, что сапер ошибается всего раз в жизни. Бы­ло как-то пусто в голове, зато слух, зрение, обоняние  все вокруг замечали и примечали. Позже он прочел ­в одной научно-популярной книжке, что такое состояние называется состоянием предельной сосредоточенности, но тогда, в августе сорок пятого, он этого знать конечно, не мог. Лишь когда нащупал в траве тонюсенькую проволочку и перекусывал ее саперными ку­сачками, шевельнулась в голове мысль о смертельно опасности, обожгла, словно кипятком. Ведь от того, как они с Беломестных сделают проход в минном поле, зависят не только их жизни, но и жизни пехотинцев из отделения сержанта Ильина. А это были в основном молодые ребята. Даже если убьет этой трижды клятой миной только их с Беломестных, японцы по вспышке взрыва засекут всех остальных, навесят осветительную ракету - и крышка пехотинцам. Тог­да и поле минное разминировать будет трудно, и те, кого отправят вслед за ними, вряд ли сумеют взор­вать эти рвы - японцы наверняка утроят бдитель­ность и не успокоятся до самого рассвета.

Вот какая ответственность лежала на двух сапе­рах, двух бойцах из Сибири.

Минное поле преодолели благополучно. И со взрыв­чаткой управились в срок. Вражеские доты были совсем рядом, всего-то в ста-ста пятидесяти метрах. «Там враг, там враг,- думал Устьянцев, заканчивая работу.- Но ничего, будет вам сейчас хороший сюр­приз. Вся ваша оборона по всем швам затрещит после нашего гостинца ».

В дотах все же заметили неладное. Это можно бы­ло определить по тому, как часто стали взлетать в начинающее сереть небо осветительные ракеты, мерт­венным светом озарявшие окрестности. Но от недрем­лющего ока японских пулеметчиков их спас опустив­шийся к самой земле туман. Он был плотный и бе­лый, словно молоко. А они уже управились с делом и спешили вернуться к своим окопам. Не разобрать было, где свои, а где чужие,- такой густой был туман.

- Все... Ползите за мной. Только след в след чтобы. Поняли? - шепнул Николай, в последний раз проверяя запал.

- Как не понять. Жить-то охота,- ответил из мглы Ильин.

Неслышно подполз Беломестных, и они отправи­лись в обратный путь.

Где-то совсем рядом послышался негромкий шум моторов.

- Наши танки подошли,- приглушенно сказал Ильин.

- Да, это танки,- также шепотом согласился Ус­тьянцев. Они уже доползли до окопа и сидели на самом его дне, сворачивая дрожавшими от пережитого на­пряжения пальцами неуклюжие самокрутки. Руки не слушались, дыхание прерывалось, и табак сыпался на землю.

- Ну, Устьянцев, пойдем докладывать,- Ильин досадливо сунул в каpмaн кисет, так и не закурив.

И в этот момент раздались взрывы. Один, другой, третий... Четвертого взрыва не было.

- У тебя не взорвалось, Беломестных,- по на­правлению определил Николай.

Японцы открыли беспорядочную стрельбу. Пули вжикали где-то высоко над головами.

- Мать твою разэтак,- взорвался сержант.- Нам что, снова под пули лезть, что ли? Да понима­ешь ли ты ...

Закончить фразу он не успел. Беломестных ска­зал тихо:

- Я сейчас,- и, перевалившись через бруствер, растворился в тумане. Никто даже не успел его ок­ликнуть, так быстро он исчез.

Все молчали. Слышно было, как уже развернув­шись в длинную цепь, тихонько, словно подкрадыва­ясь к проходам, оставленным в передней линии око­пов, приближаются танки. Они ждали сигнала для атаки.

Откуда-то сзади доносилось приглушенное туманом ржание лошадей, урчание грузовиков. Там заканчи­вали свои приготовления артиллеристы.

Николай никогда не думал, что так долго может тянуться время. Они уже пришли на командный пункт и, доложив обо всем, стояли, вглядываясь вперед. Ус­тьянцев вслушивался в шорохи, но, как ни старался, не мог определить, близко или далеко от них нахо­дится сейчас Беломестных .

Ведь танк завалится в ров, выйдет из строя. А если не один танк, а два или три? Может атака сорвать­ся. Скажут, что это за саперы, кто такие? Это же по­смешище будет ... И парень ушел черт те куда ... »

Именно в этот момент, когда он уже начал сомне­ваться, что задание будет выполнено успешно, прогре­мел четвертый взрыв.

И тотчас же, разрывая на мелкие клочья вязкий туман и остатки тишины, громоподобно ударила ар­тиллерия, и передний край японцев озарился огнен­ными сполохами.

- Вот это салютl Вот это салют! Так их, гадовl­ - Восторженно орал кто-то охрипшим голосом

Спустя полчаса артподготовка закончилась. Взре­вели на полную мощь танковые моторы, и стальной вал, сметая все на своем пути, покатился на доты.

Сапер Беломестных обратно не вернулся ...

К вечеру того же дня Якишинский укрепрайон пал.

 Сержант Ильин назавтра совершил подвиг. И командир роты, который с утра назначил Николая  связ­ным при себе, приказал вытащить его из-под огня.

Когда он подполз к Ильину, то увидел, что ему отор­вало ногу,  выполнив приказ, доставил сержанта в санчасть. Крепкий он был парень. ведь его не по воздуху нес, а тащил по земле, где волоком, где на себе, а он ни единого раза не застонал. Побелел весь, зубы стиснул, но молчит.

Николай Андреевич с тру­дом скрывал волнение и было известно, что год или два назад он перенес тяжелейший инфаркт мио­карда, и бередить понапрасну его душу не хотелось.

После войны работал строителем. Многие дома ру­бил он в Курумканском районе. Николай Андреевич был одним из тех, кто строил знаменитый мост через реку Баргузин вблизи села Сахули. Qколо тридцати лет назад его как умелого плотника пригласили стро­ить в таежном глухом уголке жилье для лесорубов. Позже на месте звериных водопоев вырос довольно большой рабочий поселок с весенним названием Май­ский, и сейчас уже мало кто помнит тамошних первопроходцев. А был среди них и Николай Андреевич. Дело сапера - не только разрушать, но и строить.

В последние годы работал шофером. И оба сына его, Андрей и Виктор, тоже пошли по отцовским сто­пам - водят машины. Один в наших краях, а другой, старший, Андрей, на севере Якутии.

В селе Могойто Устьянцев построил себе крепкий, на большую семью рассчитанный дом.

- Меня тогда орденом Славы наградили. Третьей степени, - неохотно вспоминает Николай Андреевич.  

Источник: отрывок рассказа из книги «Встречный удар», Бурятского книжного издательства 1988 года.

Андрей Капустин