"Провал" Байкала до провала 1862 г.

Наших отдалённых и более близких предков немало волновал вопрос — как же образовалось поражающее воображение, возвеличенное в веках, «святое» сибирское озеро море. С высоты современных научных представлений не будем торопится объявлять наивными, от «святой простоты» их взгляды. Они суть ступеньки в познании человеком удивительной байкальской природы. И подымаясь по этой бесконечной лестнице, лучше не перешагивать ни одну из них. Они все равны в символическом стремлении вверх, к истине ещё более верной — выбросив несколько, можно и не подняться вовсе. А потому, думается, идущим полезно оглядываться, уважительно вспоминать и сохранять вехи пройденного… Тем более, что, знакомясь с подобными суждениями, мы неожиданно обнаруживаем, что их авторы во многом сходились во мнении… А реально случившееся в 1862 г. опускание под воды Байкала части его побережья подвело своеобразный итог этим, казалось бы, до того умозрительным «провальным» представлениям и выводам…

Приведём в хронологическом порядке извлечённую из кладовых байкальской старины выборку этих суждений. 1765 г. В поэтической форме общественное мнение об образовании Байкала выразит М. Кривошеин:

Когда силой чудотворною
Огонь подземный разорвал
Меж горами в степь просторную
Хлынул водами Байкал.

1768 г. Отечественный учёный П.С. Паллас, путешествуя, в том числе, по Прибайкалью думал, видимо, о том же: «Чем ближе к Байкалу подъезжаешь, тем горы становятся выше и вид дичее (...). Жерло реки Ангары с обеих сторон стеснено каменными горами, промеж которых как будто сквозь ворота великое море пространство и стоящие на берегу горные хребты видны (...). Вообще здешния земли трясения (...) нигде как в горах около самого Байкала искать должно».

1806 г. В издании 1895 г. «Землеведения Азии» К. Риттера3, со ссылкой на архив Русского Географического Общества, называется «Карта озера, или Ангарского провала, в Иркутской губернии состоящего, со всеми его окружностями, который математическими измерениями окончен и при ведён в совершенную известность в 1806 году».

1817 г. В опубликованной за подписью иркутского вице губернатора Н.В. Семивского книге о Восточной Сибири, но по заслуживающим доверия источникам написанной иркутским зодчим, историком и краеведом А.И. Лосевым, содержится отдельное обращение к теме местных землетрясений, а также следующие строки: «Со всем этим Байкал по многим доказательствам справедливее можно назвать Ангарским провалом, который в отдалённые и неизвестные времена произошел от сильного землетрясения (...). Утвердительно можно сказать, что пространство между двумя реками (Верхней и Нижней Ангарой — Э.Д.) наполненное водою, или самый Байкал, есть ничто иное, как провал, землетрясением произведённый». Авторство же приведённого здесь же стихотворного «Послания с Невы на Ангару» принадлежит, по видимому, самому Н.В. Семивскому. Прямое обращение к сюжету о провале содержится в следующих его строках:

(...). Когда природа там, страдая постепенно,
Стонала, мучилась, терзала всё, рвала,
Подземным пламенем себя самую жгла;
И место, где с тобой гулял я над Байкалом,
Трясением земли соделала провалом.

(...). Низринулась земля и пропасти открылись;
Но пропасти сии отвсюду наводнились.

1827 г. Путешествовавший по Восточной Сибири инженер А.И. Мартос писал о Хамар Дабане и Байкале: «(...) великие обломки скал оставляют навеки память подземных огней, о коих молчит история. (...). Байкал на языке бурятском значит в переводе: был огонь. При взгляде на здешнюю волканическую природу представляется новое убедительное свидетельство того страшного землетрясения, которое в века отдалённой древности свирепствовало в сих местах».

1829 г. Сибирский историк П.А. Словцов в своём патетическом обращении к грозной байкальской природе, прозвучавшем в «Письмах из Восточной Сибири», напечатанных в «Московском телеграфе», скажет: «Не величайтесь, твердыни Байкальские, не величайтесь своими громадами; в ваших основаниях таятся волканические потрясения; вы рассыплетесь во мгновение ока!».

1830 г. Администратор, путешественник и натуралист М.М. Геденштром, служивший какое то время и в Верхнеудинске, писал: «Байкал сам по себе представляет явные признаки того, что ложе его произошло от оседа земли при сильнейшем землетрясении. Отрезанные его утёсы показывают явные следы остатков гор, обрушившихся в новосозданную пропасть. Горы его окружающие свидетельствуют о бывших здесь волканах, а существование здесь подземного огня доказывают многие горячие ключи (...): ощущают землетрясения (...). Ангара (...) наполнена величайшими каменьями — обломками гор, обрушившихся при провале Байкала».

1832 г. Выдающийся русский ученый востоковед Н.Я. Бичурин (о. Иакинф) опубликовал в альманахе «Северные Цветы» за 1832 г. начало очерка «Байкал» со своими путевыми впечатлениями, продолжение которого появится в «Телескопе» за 1833 г. В первой части очерка он пишет: «Иркутск расположен на небольшом мысу, образующем подошву гор, которыя от южной городской заставы продолжаются до самого Байкала, постепенно возвышаясь, почему некоторые не без основания опасаются, что сей город может со временем сделаться жертвою Байкала, если сильный удар землетрясения осадит каменное русло Ангарского жерла. (...). Происхождение Байкала приписывают подземному огню. В самом деле, если посмотреть на высочайшие береговые горы, опускающиеся в глубину озера в полуразрушенном виде, если обратить внимание на чрезвычайную неровность дна его, на острые каменистые вершины с деревьями и мхами, показывающиеся в воде при значительном удалении от берегов, и, особенно, если представить себе 150 саженную глубину подле той самой подводной горы, чрез которую из него выходит Ангара, то нельзя не убедиться, что некогда , ещё во времена незапамятные, сильное землетрясение произвело провал, составляющий водоём Байкала. Землетрясения здесь, хотя не часто, но ежегодно случаются». Выскажется учёный и относительно дельты реки Селенги, где через 40 лет, в результате катастрофического землетрясения в её северо-восточной части, опустится суша и образуется залив Провал: «Устье Селенги (...) занимает обширную равнину (...). Сия равнина возвышается от моря до самых гор, вся состоит из наносного ила и есть не что иное, как произведение самой Селенги. Во времена, неизвестные самим преданиям, горы те служили восточным пределом Байкала. Селенга (...) продолжает увеличивать оную (равнину Э.Д.); ибо, по уверению здешних старожилов, в течении последних тридцати лет образовалось около тридцати вёрст материка (...). Беспрестанно продолжаемое действие Селенги некогда разделит Байкал на два водоёма (...), оставит здесь небольшой пролив для протока вод из северного Байкала».

1832 г. Первый сибирский романист, знаток околобайкальского края, иркутянин и петербуржец И.Т. Калашников в романе «Дочь купца Жолобова» обратится к теме происхождения Байкала в разговоре между собой байкальских разбойников: «Странно, братцы, — сказал четвёртый разбойник. — Как там выросли эти сосны. Ведь взглянешь вниз, так, кажись сажен сто глубины, словно какой провал подле самого утёса, а на дне деревья. Чудо, подумаешь (...)». Тут же даётся и авторская сноска: «Многие уверяют, что на дне Байкала, в некоторых местах около берегов, видны большие деревья. Глубина сего озера так велика, что в одном месте тысячей саженей не могли достать дна. Притом она начинается особенно у западных утёсистых берегов, вдруг, подобно провалу. Вообще Байкал представляет явные признаки того, что ложе его произошло от оседа земли при сильнейшем землетрясении. Сие доказывается окружающими его потухшими вулканами, а доныне продолжающееся существование подземного огня — горячими по берегам сего озера ключами и частыми в окрестностях его землетрясениями». Писатель на личном опыте немало знал о местных землетрясениях и в «Записках иркутского жителя» достаточно подробно коснётся этой темы, а отец его, Т.П. Калашников, тоже отметит одно из них в своих воспоминаниях.

К этому же году (1832) относятся впечатления и мысли о Байкале декабриста А.Е. Розена: «Я имел досуг разглядеть Байкал или Святое море (...). Повсюду кругом видно вулканическое образование, и можно смело согласиться с естествоиспытателями, утверждающими, что Селенга, Байкал, Ангара составляли прежде одну реку (...)». Но ещё применительно к 1830 г., времени известного пешего перехода декабристов из Читы в Петровский завод, он отмечал: «Мы достигли берегов Селенги (...). По обеим сторонам реки холмы перерезывают равнину, на равнине издали видны огромные массы гранита, как бы древние замки с башнями; вероятно, эти массы подняты землетрясением, извержением огня; берега Байкальского озера подтверждают это предположение».

1833 г. Некто Д. Пвин в своём описании туркинских окрестностей отметит: «Озеро Байкал, называемое здесь многими Святое море, есть один из редких феноменов природы! Как образовалась эта огромная котловина?.. Многое однакож заставляет думать, что оно есть произведение волкана и, следовательно, не современно мирозданию. Огромные и простирающиеся на несколько вёрст пуддинги и другие породы новейшего образования во многих местах составляют берега Байкала».

1836 г. Этим годом датируется письмо издателям «Северной Пчелы» Владимира Обвинского из Иркутска с критическими замечаниями относительно статей «Энциклопедического Лексикона». За названным именем стоял декабрист В.И. Штейнгель, человек недюжинного ума и высокой образованности, который, разбирая статью «Байкал» упомянутого «Лексикона», пишет: «Гораздо было бы полезнее для читателей «Э.Л.», если бы, поместили описание Байкала из известного описания (...) г. Семивского, бывшего в Иркутске вице губернатором и собиравшего сведения с разборчивостью и наблюдением личным (...). Укажем (...) на явные нелепости настоящей статьи (...): «В старину, а местами, может быть, и теперь ещё жители Сибири называли Байкальское озеро Ангарским провалом». — Нужно ли уверять кого либо, что такой геологической гипотезы не могло придти в голову простым жителям Сибири и что никогда Байкал — свое «святое море» не называли они и не могли назвать «провалом»: такое название показалось бы им слишком «нечисто и грешно». Семивский чуть ли не первый соединил Верхнюю Ангару с собственно Ангарою посредством «Ангарского провала».

Далеко не во всём здесь можно согласится с декабристом, учитывая выявленный древний местный фольклор сейсмического характера, вышеприведённые и последующие извлечения, в том числе, из предшествующих по времени печатных материалов, увидевших свет задолго до его письма. Достаточно напомнить хотя бы о названной выше официальной «Карте Байкала, моря озера, или Ангарского провала (...)» 1806 г.

1837 — 1838 гг. Чиновник и литератор О. Евецкий в очерках о России в польском и русском изданиях напишет: «Байкал на бурятском языке означает «котловину огня». И в самом деле, рассмотрев внимательно окрестности, находим в них следы давнего землетрясения: везде видны остывшие волканы, гранитные глыбы разорванных скал окружают его (...). Байкал, как огромная котловина на тысячу вёрст в длину и от сорока до полутораста в ширину, Всё это убеждает в причине его образования».

1839 г. В изданном на русском языке переводе с французского описании путешествия по Азии содержаться строки: «Байкал вообще почитают огромною разселиной, происшедшею от землетрясения. Мысль эта основана на том, что часть окружающих его гор представляет следы разрушительного переворота и что дно его неровно до чрезвычайности, а берега обильны волканическими произведениями и тёплыми ключами».

1844 г. Учитель и инспектор русско-монгольской школы в Троицкосавске В.П. Паршин напишет: «Думают, что Байкал есть дитя землетрясения, рождённое в ужасную минуту переворота. В окрестностях его попадаются куски лавы — признак того, что здесь бывали некогда огнедышащие горы, да и в самом Байкале видны осевшия горы и есть подводные ключи».

1848 г. Попытку системного подхода к объяснению возникновения Байкала сделает иркутский писатель и краевед Н.С. Щукин: «Для дополнения мысли, что Байкальские горы были некогда огнедышащими и сам Байкал есть провал, скажем, что озеро выкидывает на берега асфальт (...). Некоторые составляют «Байкал» из двух монгольских слов: «Баин Гал», что можно перевести и «богатый огонь» и «был огонь». Все эти выводы похожи на правду: китайцы имели право назвать Байкал «северным морем»; народы турского племени могли почитать его «богатым озером» по изобилию рыбы; а монголы, давнишние здешние обитатели, могли, пожалуй, быть свидетелями как проваливалась здесь «земля», выступил потом «огонь» и, наконец, появилась вода. (...). Одни утверждают, что Байкал есть провал реки Ангары, происшедший от сильного землетрясения когда то в глубокой древности. Мнение это основанием имеет две реки Ангары: одна из них впадает в Байкал, а другая вытекает из него. Невозможно, говорят, чтоб две реки, столь отдалённые одна от другой, могли получить одно имя; тут протекала когда-нибудь одна река, под руслом которой сделался провал; реки наполнили его, явился Байкал и потёк прежним путём в реку Енисей. Кроме того, везде видны и новые следы волканов и страшного переворота: горы, стоящие по берегам озера, во многих местах спускаются в него утёсами, и подобные утёсы видны в самом озере; по берегам есть горячие ключи; из озера выкидывает асфальт и другие горючие минералы. Другие, напротив того, доказывают, что Байкал произошел в одно время с образованием всех вод, когда всемогущее Слово отделило воду от суши и природа начала действовать силами, единожды ей сообщенными. Мнение это опирается на следующие основания: во-первых, юго-восточный берег ровен и отмел, что противоречит уже мнению о провале; во вторых, куда ж стекали прежде реки Селенга, Баргузин, Ангара и сотни речек? Впрочем, на то и другое отвечать нетрудно. Отмелый берег Байкала произведён наносами реки Селенги, которая в течение тысячелетия могла переменить своё течение несколько раз, подмывать слабые горы и уносить обрушавшиеся массы в Байкал; подобное явление мы видим и теперь в устьях этой огромной и многоводной реки. Прочия реки и речки могли впадать в Ангару, могли даже образоваться во время сильного переворота земли в одно время с Байкалом. Ключи и теперь являются на поверхности земли, а другие исчезают вдруг или исподоволь; появляются даже новые озёра. За Байкалом, лет 70 или 80 назад, вдруг образовалось Гусиное озеро (...). Надобно однако ж признаться, что мнение о происхождении Байкала от подземного огня увлекательнее, ему поддаются многие при первом взгляде на байкальскую природу. Землетрясения здесь бывают почти каждый год». Относительно роли в байкальской природе реки Селенги делается и такое замечание: «В устье Селенги каждый год образуются новые острова, берег подаётся в море и нет сомнения, что годов через тысячу образуется насыпь, которая соединит оба берега и разделит Байкал на два озера».

1852 г. Тот же Н.С. Щукин отметит: «Ангара» — слово монгольское, значит «щель», «трещина». В самом деле, горы как бы треснули в том месте, где выходит из Байкала Ангара, и следы этой трещины видны на подводных камнях, Слово «Ангара» есть в языках маньчжурском и якутском».

1854 г. Декабрист Н.А. Бестужев в известном краеведческом очерке «Гусиное озеро» заметил: «Припомните, что я писал об Ангаре, что она есть не что иное как продолжение Селенги».

1858 г. Инженер путей сообщения и поэт А.И. Штукенберг, по впечатлениям 1836 — 1840 гг. от пребывания в Иркутске и Забайкалье, напишет: «Байкал (...). Название это производят весьма различно. Монголы называли его прежде Далай-нур, т. е. святое море, потом Байгал, производя от якутских слов: бай — богатое, кал — озеро (...); также производят его от монгольских слов: байна — был, гал — огонь. Русские его называют изстари Ангарским провалом. Справедливость этого названия подтверждает особенно северный обрывистый берег, представляющий местами отвесные щеки утёсов, прямо опускающихся вниз под воду. Это также согласуется с общим названием Верхней и Нижней Ангары, из которых первая впадает в него с востока, а вторая вытекает с запада, составляя как бы продолжение одной реки. Впрочем, если допустить, что на реке Ангаре совершился провал, то, разумеется, во времена доисторические; русское же название можно считать не более, как сметливою догадкою. Байкал издревле был известен китайцам, которые увидели его за 119 лет до Р. Х. с горного хребта Бархай и назвали его Байхай, т. е. северное море (относительно Китая); отсюда, как должно полагать, скорее всего произошло название Байкала (...). Берега этого озера были у китайцев местом ссылки любимцев богдыхана, попавших в немилость, и здесь ловились сокола, которыми снабжалась пекинская охота».

1861 г. В одном из посвящённых Байкалу географических очерков писалось: «По сделанным учёными исследованиям, предполагается довольно достоверно, что озеро это произошло от огромного провала земли, обрушившейся в незапамятные времена под влиянием какого-нибудь волканического явления».

Рассматривая вышеприведённые впечатления и суждения в общем, считая их достаточно однозначным отражением в широком общественном сознании понимания таящейся в грозной байкальской природе опасности, можно определённо утверждать, что реальное воплощение при Цаганском землетрясении 1862 г. очень давнего сюжета о провале, до того сохранявшегося в местном фольклоре и обсуждавшегося публично, по сути не могло считаться полной неожиданностью для современников Провала на Байкале. В принципе, и в то время тоже, в чем то прогнозируемым и ожидаемым разными слоями населения Околобайкалья было такое событие.