Фото: http://images.esosedi.ru 

Родина моя - Исток 

Родина моя - село Исток Кабанского района уютно расположилось на берегу Байкала. С детских лет в моей памяти запечатлелись стоящие на косогоре вековые лиственницы со стволами в два обхвата, и очень высокими, казалось, доходящими до неба, кронами. Когда с Байкала дул пронизывающий ветер, то эти деревья словно защищали наше село.

Нашим любимым деревом на «гриве» за заливом был кедр-великан, на горизонтальном суку которого на высоте до 4-5 метров мы, детвора, качались сразу по десять человек. Сук этот толщиною в обхват взрослого человека был способен выдержать любые тяжести. В объемной кроне дерева чувствовалась великая мощь и богатырская сила, да и сам ствол был по-мужски мускуловат, обхватить его руками могла целая ватага ребятишек. Кедр этот поддерживался обнаженными крепкими корнями на несколько метров окрест. Конечно, ему было более трех-четырех веков, и видел этот кедр много событий в жизни озера Байкал.

К сожалению, сейчас этих прекрасных величавых деревьев уже нет: в годы Отечественной войны, более полувека тому назад, их спилили на дрова.

Почему я говорю о гигантских деревьях? Потому, что они наглядно свидетельствуют об извечном уровне воды Байкала, к которому приспособились растения, животные и человек. Возле нашего села часто находят каменные орудия труда первобытных людей. В Посольске ученые раскопали даже целое поселение, на нашем картофельном поле я тоже вырыл каменный топор. На гриве «За заливом» во время купания мы, детвора, однажды нашли огромные и тяжелые кости, во¬рочать которые смогли только сообща. Взрослые говорили, что это кости мамонта. Их затем погрузили на телегу и увезли в Улан-Удэ в какой-то музей. Значит, извечный уровень воды Байкала установился еще тысячи лет тому назад: на его берегах паслись мамонты и жили древние люди.

Я помню свое село Исток с конца 20-х годов XX столетия, еще до организации колхозов. И какие-то особенно сильные морозы зимой и заморозки среди лета.

В те далекие времена центром общественной жизни была так называемая «мирская» изба, а по сути своей - пожарное депо. Она стояла посреди деревни - довольно обширное строение. В центре избы - печка, возле дверей в углу «на ходке» (четырехосная телега) - пожарная машина-качалка. На стенах висели ведра, багры и пожарные рукава. На улице имелся колокол, в который звонили: при пожаре - часто, при сборе на сход - редко с большими паузами. Собирались там, как правило, одни мужчины. Чаще всего по нарезке земельных наделов. Сходы эти продолжались дня по два и больше. Нашей семье покосы всегда отрезались в Дворецкой степи «за жилищем». От дома это километров десять, но зимою дорога была короче. Сено мы возили через залив по льду.

Когда начинался сенокос, вся деревня переезжала в степь и на острова устья Селенги.

Ставили двухскатные шалаши и укрывали их толстым слоем сена, чтобы в дождь не промокло. Также особо тщательно укрепляли свои «летние» жилища на случай штормового ветра «горной», который легко разрушала наши примитивные балаганы. Работы хватало всем: взрослым и детям. Косили только косами, так как техники в то время практически никакой не было. Детвора переворачивала валки и возила на лошадях копны к стогу.

С тех пор из всех байкальских ветров особенно хорошо запомнил «горную», о чем расскажу далее. Стога ставили на высоких местах и на тальниковых прокладках. Дело в том, что когда дула «горная», вся степь «разбухала» от байкальской воды, нанесенной штормом. Ветер нагонял так много воды, что заливало все низины, сухие протоки «оживали». Затапливало даже дорогу между Истоком и Посольском. Приходилось разуваться и идти вброд несколько километров. Бывали и несчастные случаи. Когда «горная» ослабевала, нагнанная в степь вода скатывалась обратно в Байкал, на что уходило несколько дней.

В те далекие годы жители устья Селенги чаще всего сообщались с Иркутском, чем с забайкальскими селами. Для этого нужно-то было, образно говоря, переехать Байкал - благо, противоположный «иркутский» берег виднелся на горизонте. Летом переплывали по воде в лодках, зимой ездили по льду на санях. Ездили, как правило, сообща, коллективно: удобно в дороге, когда требовалась взаимовыручка при попадании в беду, да и безопасно, так как часто по дороге встречались пираты-разбойники.

В Иркутск возили главным образом рыбу, пушнину и ремесленные изделия, а обратно предметы первой необходимости. Нередко эти поездки стоили жизни. Грабителями были убиты некоторые мои родственники. Например, в начале 20-х годов погиб мой дядя Иван. Из Иркутска пошли обозом из пятнадцати повозок. Вверх по Ангаре выше поселка Патроны на них напали вооруженные грабители и загнали всех в лес. Отобрали все ценное, в том числе и у моего отца, а вот дядю, оказавшего сопротивление, убили. Лошади пришли домой с пустыми санями. Вот такие отношения были между жителями Иркутской губернии и восточного побережья Байкала.

Но жить как-то нужно было, невзирая на неспокойную общественную обстановку. Каждый помор устья Селенги хорошо понимал: не наловил и не продал рыбы - остался без хлеба, обречен на голодное существование. Лодырей не было, трудились все. Даже деревенская детвора в возрасте 8-10 лет становилась заправскими рыбаками, кормильцами семьи наравне с родителями.

Надо сказать, что расположенные на островах дельты Селенги летние фермы дойного стада, огромные площади покосов, пастбищ и пахотных угодий, богатые рыбные тони при всех природных невзгодах в целом приносили байкальским жителям хороший достаток. Сёл было десятки, детей в семье так много (в среднем 5-7 человек), что в 30-е годы каждый населенный пункт имел по 2-3 начальные школы для их обучения. Средних школ насчитывалось только две - в Кабанске и Мысовой. Они собирали в интернаты всех желающих продолжить образование. Получалось, что в этих школах общалась детвора со всего Кабанского района, способствуя широкому знакомству друг с другом и взаимовыручке на последующую жизнь. Поэтому-то прибайкальские поморы хорошо знают друг друга. После Отечественной войны средние школы были уже во всех крупных селах восточного побережья Байкала.

Из людей, которые дали мне самые первые познания о Байкале, с особой благодарностью вспоминаю свою бабушку Аксинию Севостьяновну. С ее слов, например, я узнал, что в самом конце 1861 года в северной части устья Селенги произошло сильное землетрясение, очевидцем которого она была. «Когда проснулась, думала пожар. В избе все кричат, все качается, трещит. На улице воют собаки, ревут коровы, в шестке кричат куры. Я поймалась за дверную колоду и так держалась, пока не кончилось землетрясение. А потом еще три дня трясло: как затрясет - поднимается пыль, солнца не видно. Думали, что началось светопреставление, все молились и просили Господа, чтобы он пожалел. Сжалился Всевышний над нами, смилостивился, а возле Байкала земля провалилась и её водой затопило».

Позже мне пришлось ходить на лодке по этому провалу, и я всегда вспоминал свою бабушку и её рассказ о том далеком страшном событии. Я сопоставлял все увиденное, услышанное и пришел к выводу, что провала здесь, как его представляли люди, не было. А был подводный оползень, вызванный землетрясением. И не удивительно, ведь устье Селенги на сотни квадратных километров создала сама река. Когда-то берег Байкала находился примерно там, где сейчас стоит Селенгинский целлюлозно-картонный комбинат. За много миллионов лет река Селенга принесла с собой столько песка, что он заполнил глубокую впадину озера почти до половины. Во время рыбалки мы бросали якорь и посреди Байкала, где глубина всего чуть более 30 метров. Каждый рыбак знает, что против устья Селенги есть подводная гора, круто обрывающаяся близ западного берега. А река Селенга до сих пор несет столько много песка, что запруживает дельту при впадении в Байкал, и поэтому её основное русло все время смещается к северу, к заливу Провал. Старики рассказывали, что раньше русло проходило по реке (рукаву) Шаманке. На моей памяти за последние 60 лет выход Селенги в Байкал сменился 4 раза и отодвинулся от Шаманки более чем на 30 километров, передвигаясь к Провалу. Еще в 30-х годах этим руслом заходили катера, а сейчас здесь с трудом проплываешь на гребной лодке.

По моему мнению, под заливом Провал находится крутой склон берега Байкала: на него-то и отложились огромные массы песка, принесенного Селенгой. Скорее всего, точки, на которых опирался этот наносной грунт, были подмыты течениями, и во время землетрясения произошло сползание песчаной горы вниз. Вместе с грунтом ушли на дно Байкала и 5 деревень.

Благодаря бабушке мы уже с детства знали, что вода Байкала обладает лечебными качествами. Поскольку мы, детвора, бегали едва ли не голышом по всяким грязным лужам, нас постоянно кусали всевозможные насекомые, среди которых попадались и ядовитые. На теле появлялись ранки, вызывавшие сильный зуд. Бывало, что мы расчесывали места укусов до крови. Тогда Аксинья Севостьяновна гнала нас купаться на Байкал. Не сказать, что бы мы, детвора, подолгу сидели, бегали или кувыркались в воде, поскольку она ледяная. Однако когда мы вылезали посиневшие на берег, то кровоточащих ран и зуда как не бывало. Подобным образом «лечились» не только дети, но и взрослые.

Вообще-то наша бабушка очень хорошо знала народные средства лечения. У нее постоянно сушились какие-то травы, она делала разные настойки из конопли, дегтя, мыла, купороса и других снадобьев. По ее просьбе мы собирали весной в ледяной каше близ берега Байкала мертвую голомянку и по ведру приносили домой. В большом горшке бабушка ставила ее в жарко натопленную русскую печь. Через некоторое время рыбка полностью таяла и из нее получался целебный жир.

Лечиться к Аксинье Севостьяновне постоянно приходили или приезжали больные, даже из далеких «семейских» деревень. Много бывало людей с рваными ранами после укусов бешеных собак. И в этом случае бабушка заставляла промывать раны чистой байкальской водой, даже зимой из проруби. Люди удивлялись, как это она быстро ставила диагноз болезней и тут же начинала готовить лекарства.

Когда старые рыбаки первый раз взяли меня в море, я узнал от них много интересного о том, как «ведут» себя воды Селенги на самом Байкале. Байкальская вода чистая, отличается от селенгинской как небо от земли. Поэтому в открытом море хорошо видно, где идет струя речной воды. Она полностью отличается не только своей мутностью, но и температурой. Мы, рыбаки 30-х годов, это хорошо ощущали на себе, потому что ночевали на сетях в открытой лодке. Иной раз попадешь в холодную струю и даже при тихой погоде не можешь найти себе место от холода; а когда лодка попадала в теплую струю селенгинской воды, то спали без «одевки». Струи селенгинской воды мы прослеживали почти до противоположного берега Байкала; идут они также на север и юг. Я думаю, что причина не смешиваемости байкальской и селенгинской вод заключается в том, что речная вода более теплая и поэтому всегда держится на поверхности, пока не остынет. Я читал, что даже космонавты видели на Байкале речные стоки Селенги, как более грязные, чем чистая озерная вода.

По этой воде далеко плывут все взвешенные вещества, приносимые Селенгой: сучья деревьев, кора, щепки и многое другое. Сейчас вместе с ними в Байкал поступают и вредные химические отходы Селенгинского целлюлозо-картонного комбината и Улан-Удэнского промышленного узла. 

Библиографические данные