Расказ о молодой доярке и ее корове Маньке 

Деревня просыпалась лениво, неохотно. Кое-где слышалось звяканье ведер, протяжное мычание коров, перекличка петухов, хлопанье калиток. Настя тоже, еще не совсем проснувшаяся, плелась по знакомой тропинке на колхозную ферму. После окончания восьмилетки хотела, как и многие уехать в город, поступить в училище, но мать уговорила на один год задержаться дома и помочь «поднять» братьев. После смерти отца тяжело ей приходилось одной, да и себе на учебу на первое время в городе решила немного заработать.

Работала на ферме уже год, конечно нелегко было, но любила безумно телят. За их длинные ресницы, теплый язык и слабые ножки. Со своими обязанностями телятницы справлялась спорно и весело. Только вот дней пять назад дали ей в придачу еще и корову Маньку. Её бывшая доярка Анастасия Филорентьевна, ушла на заслуженный отдых с больными ногами и артритом рук. Корова Манька была гордостью фермы, так сказать – рекордсменка, всех больше давала надой молока, хотя и отличалась своенравным характером, ни кого на ферме не признавала, кроме своей бывшей доярки.

По этой причине остальные женщины на ферме отказались от нее и дружно уговорили Настю взять доение и уход на себя. За первые дни знакомства со строптивой коровой Настя испытала весь арсенал вредной коровы - на ногах были синяки, бок еще не зажил от встречи с рогами. Вот и сегодня, закончив работу с телятами, подошла к загону, где было это непредсказуемое животное, старалась придать голосу теплоту и мягкость, хотя все внутри дрожало от страха. «Ну, здравствуй, Маня! Здравствуй девочка! Как ты сегодня, как себя чувствуешь? Давай я вымя помою, подою тебя, да и в загоне убраться надо».

Корова встретила её с прохладцей, чуть-чуть повела своими глазами, и продолжала равнодушно пережевывать сено,  всем своим видом говоря – А это ты неугомонная… Настя тихонько присела на маленькую табуретку, вымыла вымя, и начала доить. Руки у нее были ловкие и умелые, и дело она свое знала хорошо. Молоком быстро наполнялось ведро, запах трав ощущался немного.  Девочка довольная заулыбалась, и подумала: «Наверное, и второе ведро можно будет надоить, надоело корове Маньке фокусы показывать». И только ее руки потянусь к душке ведра, как строптивое животное в одну секунду вся подобралась и лягнула задней ногой по ведру – молоко разлилось, облив молодую доярку. «Да чтоб тебя! Окаянная! Всю душу ты мне вымотала…» -и с ревом Настя выскочила из загона. Манька повернув голову, громко  протянула своё «Му-Му». Наверное, интонация мычания на коровьем языке ее означала, что «Проваливай! Отсюда пока жива!».

Бедняжечка, немного обсохнув пошла, готовить обед для матери и братьев.  По дороге домой зашла в магазин купила селедку. На обед отварила душистой деревенской картошечки и почистила рыбу. Привычным движением хотела выбросить в печь газету «Советская Россия», но на последней странице ее внимание привлекла заметка под названием «Как приворожить любимого». В указанной статье рекомендовалось из костей рыбы выложить имя парня, и закопать в землю. Настя ухмыльнулась и покачала головой «Ну и враки», да и никого из деревенских парней она не хотела привораживать, ей в город нужно, учиться на ветеринарного врача, некогда ерундой заниматься. Вдруг за окном раздалось протяжное мычание коровы, идущей по улице. Настя, внезапно засмеявшись над своей мыслью, за одно мгновение выложила на газете  из оставшихся костей рыбы имя «Маня» и также стремительно закопала сверток в огороде.

Через несколько дней произошло чудо! Возможно, действительно подействовало волшебное заклинание или просто корова устала от собственных выкрутасов и привыкла к доброй девочке, но факт есть факт. Маньку как подменили, стала она покладистой и ласковой,  щедро дарила  по пятнадцать литров молока. А воодушевленная молодая доярка летала по ферме, то там, то здесь слышались ее песни. В загоне теперь не только у телят, но и у рекордсменки было всегда чисто и сухо. Дошло до того, что возвращаясь вечерами с пастбища, Манька заворачивала к Настиным воротам, громко и протяжно ревела, а потом уже вместе со своей дояркой шла на ферму.

Каждый раз, встречая свою маленькую хозяйку, тыкалась как собака своим носом в руки, ища хлебушка, и лизала ее языком. Вот закончилось лето и к сентябрю уехала Настя в город поступать в училище. Первое время было голодно и одиноко, задыхалась она в душном городе. Каждую ночь, засыпая в своей кровати, вспоминала она каждую тропку в своей родной деревне Шаралдай, ведущую к местному водопаду, где росли березки. Слышала каждый запах своей деревни: там, около пекарни – душистый запах свежего хлеба, где-то в поле после дождя скошенная трава благоухала арбузом, и конечно знакомый с детства запах навоза напоминал о ферме.

Письмо от матери не заставило себя долго ждать, она писала о деревенских новостях, о заботах в поле, о маленьких радостях и печалях , и о её Маньке. Писала, что после отъезда Насти в город, корова загрустила, похудела и никого не хотела к себе подпускать, редкий, раз удавалось надоить ведро. Все так же после пастбища подолгу стояла у калитки Настенного дома протяжно и горестно мычала. Звала и звала свою доярочку. Все в деревне удивлялись такой преданности и любви. Приходилось матери самой со слезами на глазах угонять Маньку на ферму. «Всю душу, она мне вымотала своим тоскливым мычанием» - писала мама, изрядно намучившись, заведующая фермы сдала корову в убойный цех.

В темном углу коридора общежития Настя проревела весь вечер, чувствуя себя предательницей,  вспоминала свою Маньку, ее большие глаза, шершавый и теплый ее язык, холеные ее бока и шерстку белую с рыжими пятнами. Так ей захотелось домой, до боли в сердце в родной Шаралдай,  пройтись по знакомым улицам, прикоснуться к старому покосившемуся  забору дома, вздохнуть полной грудью чистый утреней воздух, пробежаться босиком по лугу – мокрому после росы, и упасть в траву раскинув широко руки, слушая, как поют птицы. И будет  чистое небо и синева, и облака будут лениво плыть, только уже никогда не будет ее Маньки.