Т. Варфоломеев.

Рассказ

Мне было семь лет, когда училась война. Зимой мы учились в школе,  а летом  нас, мальчишек и девчонок, приглашали работать в колхоз. Любимым делом для нас был сенокос. Взрослые дома собирали нас  и отправляли на покос  за 25  км.  Давали  постель – «потник», шубейку  одеваться ночью, подушку. Для продуктов  и посуды – деревянный  ящик с навесным замком. Косу и грабли давали колхозные.

В сенокос ночи короткие, а дни длинные. Нас будили рано, еще темно,  даже жаворонки еще не пели. Ранним утром мы косили. Взойдет солнышко, немного поднимется над горой, нас зовут завтракать. Повесят на жердь, какую- нибудь тряпку, это значит, надо идти на табор, завтрак готов.  Так же созывали на обед,, полдник. Работали, пока было светло.

Косить нам не очень нравилось: работа не детская, да и косы тупились. Больше мучались, чем накашивали. Да и участки нам давали – одно неудобье.  Больше всего мы любили возить копны. Это теперь на сенокосе не увидишь лошадей, а в то время всю работу  выполняли на лошадях и вручную.

И не всем было сладко  при метке сена: коноводы были в  разных условиях. У сына бригадира, колхозного конюха  лошади справные, сбруя хорошая, были седла, а у остальных сбруя старенькая, седла совсем никакого. Пока работаешь день, весь зад сотрешь до болек.

Бывало Иван с Васей на седлах, хваты у лошадей завязаны, гарцуют на них, кричат: «Давай в бег, наперегонки, кто  быстрее доедет вон до того дерева!»

У меня была кобыла, звали ее Синюха.   Действительно, Синюха – синяя, тощая, ребра можно пересчитать. А ласковая, умная, спокойная лошадка. Может быть, потому и была смирная, что сил никаких не было. Бывало, время к обеду, а она  выбьется  из сил и никак не идет за следующей копной.

Порой идет и ляжет, гляди, того ноги протянет. А тут с зарода бригадир кричит: «Непрокий, не можешь конем управлять? Давай живо сено. Ждать некогда ». А некоторые учат, как бить кобылу, по какому месту. Посмотришь на нее, жалко становится. Глаза  жалостливые такие, слезы катятся.

Как тут бить ее? Посидишь возле нее, пока немного отдохнет, и  начинаешь понукать, иногда прутом пригрозишь, поднимется кое-как. Привезешь копну, а метчики шутят, им смешно, а тут плакать хочется. И опять Синюха  идти не хочет, отойдет от зарода и опять ложится, даже  паутов  не отгоняет. Облепят ее всю, а она только  головой мотает, глазами моргает, да изредка ушами шевелит.

Кое-как дождешься обеда. На табор она идет, знает, что там с нее снимут сбрую, накормят, напоят. К вечеру история повторяется. А дело все в том, что в войну лошадям, как и людям,  отдыхать некогда было. По- доброму, перед  сенокосом коням неделю, две-три отдыхать  надо бы, хорошо кормят. А тут не до этого было, никакого  отдыха.

Так вот и жилось в войну детям, взрослым и лошадям. Но мы все   равно не унывали. Бывало, целый день на ногах, с раннего утра до позднего вечера. За обедом спать хочется, только ткнешься головой до подушки  - и  заснул. А вечером неймется. Разложим после ужина  большой костер и песни, до глубокой ночи распевали песни. Старики ругаются -  не даем  отдыхать.

А утром, ни свет, ни заря  бригадир скинет с тебя шубейку и кричит: «Вставай, пора на работу!» Ох, как не хочется вставать, а надо, куда денешься?