Его называли Чингисханом

Жүгдэр Хайдакович Мандагаев (1920 – январь 2012) - один из тех, кто сполна испил горькую чащу лишений и невзгод, вынес на своих плечах непомерную тяжесть ратного труда. "Время мое было иное, лихое..." - мог бы он сказать песенными словами.

Жүгдыр Хайдакович родился в 1920 году в местности Шарза. Родители Хайдап Ринчинович и Дулма Ендоновна занимались скотоводством, воспитывали семерых детей. Жугдыр был вторым ребенком в семье.

Как у всего того поколения, детство было трудным и коротким.  Едва закончив 4 неполных класса, он вынужден был помогать родителям пасти скот, работал на ручной пилораме. Это была тяжелая, трудоёмкая работа. Зимой ездил в Монды за грузом.

2 февраля 1942 года улус Монголжон плыл в клубах дыма и белого, искрящего облака жгучего мороза. У колхозных амбаров спешившиеся мужики разгружали санный поезд из 10-15 упряжек, пришедших ночью из Монд (на местном языке "грузын морид").

22-летний Жүгдыр Мандагаев, еще не распрягавший своих коней, сидел за нему­дреным завтраком, как в дом вошел нарочный и вручил повестку на войну.

17 человек выехали в Кырен из Орлика, 13 из них погибнут, сгинут на бескрайних просторах пылающей Европы. С Кырена новобранцев, довезли до станции Сохондо, что не далеко от Читы. Там они пробыли 1 месяц, ухаживая за лошадьми, пригнанными из Монголии специально для фронта. Затем, одним большим эшелоном будущих воинов вместе с лошадьми повезли, на запад. В Вологде лошадей сразу же забрали на фронт, а людям выдали обмундирование, после, чего военная комиссия раскидала их по разным полкам.

 В октябре 1942 года два наших земляка, Жүгдыр Мандагаев и Баир Доржиев (с. Сорок),  по распределению попали на Волховский фронт, принимали участие в обороне Ленинграда в составе 1258-го стрелкового полка. Как выяснилось позже, Баир Доржиев погиб в одном из боев.

Ад начался осенью 42-го, на Волховском фронте. Когда вышли со станции Волхов-строй к городу Тихвин, его не было. Даже руин не было. Только пепелища.

Дальше до фронта добирались пешком, где можно было, использовали лыжи, И так, по глубокому снегу и зыбкой почве, они за ночь прошли около 70 км. Дойдя до линии фронта, встали в оборону. Оборону держали в небольшой деревне: ракеты, град снарядов, вой наших "катюш", наводивших ужас не только на немцев, но и на своих, и буквально косящий людей по ту и эту сторону кинжальный огонь пулеметов.

Несколько раз выходили в наступление. После мощной двухчасовой артподготовки поступала команда:    "Пехота, вперед!". И войска устремлялись в атаку. Это было страшное зрелище. Земля под ногами ходила ходуном не только от зыбкости почвы, но и от множества взрывов. Пули и снаряды сыпались как град. Как говорит Жүгдыр Хайдакович, в эти минуты он не ощущал чувства страха. То ли по молодости, то ли по какой другой причине.

Но уже после битвы, когда специальный батальон для захоронений погибших, собирал всех убитых, рыл огромную яму и хоронил их в братской могиле, молодой боец испытал неприятное, щемящее чувство. В сражениях под Ленинградом потери были большими. Вечером, после боя, в отряде собиралось всего несколько человек. На следующий день поступало пополнение и снова в атаку.

С начала Жүгдыр Хайдакович был пулеметчиком №2, но после того, как убили его русского напарника, он стал пулеметчиком №1.

Там, в той дикой драке, получил Жүгдыр Хайдакович свое первое и серьезное ранение - осколок с мизинец глубоко прошел по затылку, в миллиметре от кровеносного сосуда. Три месяца лечился он в госпитале города Сокола, потом месяц - в батальоне выздоравливающих.

Жүгдыр Хайдакович вспоминает, как командующий Волховским фронтом, маршал Мерецков принимал парад от выписавшихся из госпиталя. Он стоял на трибуне и снимал на кинокамеру и затем сказал: "Можете воевать!".

Получив такое "добро" рядовой Мандагаев вновь отправляется на передовую. По дороге - тесен этот мир - встречается с земляком, Бато Майоровым с Хончена. Объятия, слезы радости, воодушевление, прилив сил...

И снова бой. И снова наступление. Теперь наш земляк в атаку поднимался во весь рост, и на врага шел грозный, заматеревший, безжалостный мститель. "Давай, монгол! Давай, Чингисхан!" - подбадривали своего единственного азиата ротные зубоскалы. И он давал этим непрошеным варварам находить свою смерть на ими же поруганной русской земле.

И опять изнурительный пеший поход до фронта. Было неимоверно тяжело идти по болотистому месту после ранения. К вечеру, едва найдя сухое место, вставали в оборону.

Жили в больших блиндажах, примерно по 80 человек. Между наступлениями приходилось неделями сидеть, не высовываясь. Стоило кому неосторожно выйти, как сразу же попадал под прицел немецких снайперов. Походная кухня доставляла пищу раз в неделю, а если она попадала под бомбежку, солдаты могли и вовсе остаться без горячей еды. В такие дни они сидели на сухом пайке. Это были дни томительного ожидания. Нередко приходилось наблюдать за ужасными воздушными боями. Немецкие и советские самолеты, словно стрижи, налетали друг на друга. Падающие с неба гильзы могли невзначай убить человека.

Второе ранение, в левую руку, он получил 22 июля 1943 года и три с половиной месяца он метался в жару, в беспамятстве в госпитале г. Боровичи. Врачебный консилиум несколько раз возвращался к страшному приговору: "Ампутация!".

Нет! Тысячи раз "нет"! - кричало все его существо. Он боялся: отрубят во сне, и чутко стерег даже кашель соседа в палате. Его комиссовали в ноябре 43-го.

Получив инвалидность второй группы, фронтовик вернулся на свою малую родину, как говорит, в обнимку с рукой. До дома добирался почти месяц: где на попутках, где пешком.

  Домой возвращался калека, в глазах которого затаились отчаяние и безнадежность. Он как бы забыл, что на его родине бьют целебные аршаны. Аршаны и возвратили ему здоровье, вернули все радужные краски жизни. Под воздействием теплого аршана, раны раскрылись и после удаления крошек от раздробленной кости, рана быстро затянулась, начали действовать два пальца. Три пальца так и остались не подвижными.  Он плакал и смеялся тогда, обнимая вечнозеленую пихту на источнике, и целовал, целовал - эту великую и святую воду.

Работал на разных работах. Был и продавцом сразу двух магазинов в с. Шаснур и Шарзе. Затем выполнял обязанности луговода, долгое время работал скотоводом. Но чем бы он, ни занимался, делал всегда добросовестно.

В 1947 году женился на подруге детства Дулме. У них родилось 5 детей.

За проявленную храбрость, стойкость и мужество в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и в ознаменование 40-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941 -1945 годов, 11 марта 1985 года Жүгдыр Хайдакович награжден орденом Отечественной войны I степени.

27 мая 1992 года от Президиума Верховного Совета СССР награжден медалью "За оборону Ленинграда" за участие в героической обороне Ленинграда. Удостоен юбилейными медалями: к 20, 30, 40, 50-летию Победы, к 50, 60 и 70-летию Вооруженных сил СССР. В 1996 году ему вручили медаль Жукова.

Имеет более 20 грамот и почетный знак победителя социалистического соревнования за успехи и достижения в социалистическом соревновании. Удостоен почетного знака "Фронтовики 1941 -1945 г.".

В 2000 году ему выдано удостоверение "Почетный гражданин Окинского района".

В рамках проведения общероссийских мероприятий, посвященных 65-летию полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады в годы Великой Отечественной войны 27 января 2009 года состоялся торжественный прием от имени Президента Республики Бурятия В.В. Наговицына в честь ветеранов-защитников и жителей блокадного Ленинграда в г. Улан-Удэ. От Окинского района был приглашен наш ветеран Мандагаев Жүгдыр Хайдакович.

Жүгдыр Хайдакович Решением Высшего Совета за мужество и героизм  в  Великой  Отечественной войне  1941-1945 гг.  удостоен звания лауреата Форума «Общественное признание», от Правительства Республики Бурятия ему вручено Благодарственное письмо.

Пройдя самое пекло войны, Жугдыр Хайдакович оставался добрым, жизнерадостным человеком.

Базарова Цыпелма Булатовна