Когда я учился в одном из центральных вузов страны, то в 1958 году участвовал в дискуссии, объявленной газетой «Комсомольская правда» на тему: «Совместимы ли понятия - комсомолец и верующий». Как выяснилось, подоплекой для данной дискуссии послужил случай: девушку-комсомолку атеисты застали молящейся в церкви. Я написал короткое письмо, где высказал мнение: «Если верит в бога, осуждать не следует!». Мое письмо не напечатали. Ректору института пришло уведомление: «Ваш студент занимается не тем, чем положено». Меня вызвали в деканат, пожурили. А дискуссия закончилась одной плоской статьей «активной» комсомолки: «Религия для комсомольца вредна и не нужна!».
... Уже работая в Кижинге, с удивлением узнаю, что некий учитель Очиров из Могсохона, примерно в то же время послал в ту же газету статью, в которой доказывал, что для повышения нравственности молодежи, в школах нужно ввести курс Закона божьего, а в Бурятии, в частности, - буддизма. За это он жестоко поплатился: был исключен из КПСС (коммунист-атеист, а не буддист), изгнан из школы, лишен права заниматься педагогической деятельностью. Исполнители данного приказа: «Перекрыть кислород! Затоптать», - хорошо известны. Они живы до сих пор. Их не мучили угрызения совести. Они не переживали и не переживают за то, что наказали человека, не за преступление, а за инакомыслие, высказавшего свое мнение полярное господствующей тогда марксистско-ленинской философии; лишили кормильца шестерых малолетних детей основного заработка.
Однажды, зимой, утром, находясь в Могсохоне с одним моим товарищем по работе, а как потом выяснилось - хорошим знакомым Цырен-Намжила Очировича, подошли к его дому, постучали в дверь и окно (тогда запертых калиток и высоких заборов не было). Слышно было, что в доме засуетились, долго не открывали. Затем, осторожно выглянув в окно, узнав, кто это, впустили в дом.
- Что так долго не открывали? - спросил мой товарищ.
- Да вот думали, что... незваные гости.
Я увидел, что самодельный, длинный, сколоченный из четырех строганных досок кухонный стол был тщательно выскоблен, а по середине стоял грязный... чугун. В углу, за веником лежал аккуратно скрученный лист... ватмана (в те годы Цырен-Намжил уже писал графические картины, а тема, видимо, была запретной). Что касается чугуна, то это была... маскировка. Мы улыбнулись друг другу. Я понял, что передо мной нормальный интересный человек, а не «чокнутый», как рекомендовали мне его официальные
идеологи. Второй раз, зайдя к ним в дом, спросил жену - Радну Дондоковну: «Где Цырен-Намжил?» Она, улыбаясь, ответила: «У коровы теленка принимает». Выйдя во двор, я направился к коровнику. Навстречу ко мне поспешал Цырен-Намжил. В коровнике горел свет. Я понял, что он там работал. Поговорили о том, о сем. Я поинтересовался его планами. Он сказал: «Большие, успею ли, мне уже около пятидесяти, а начал заниматься живописью после сорока. Я - самоучка, до всего дохожу своей головой».
...На днях его младший сын Соном-Дагба, которому 48 лет, преподаватель ВСГАКИ, участник Афганской войны поведал мне:
- Отец написал более 500 картин, большинство - графика, на ватмане, тушью. Максимальный размер - 1х1 метр. Было много и миниатюр. Куда они делись, точно не знаю. В Могсохоне, в музее демонстрируется 12 картин, из них написанных акварелью - четыре. Темы картин: «Быт бурят в прошлом», «Работа в совхозе зимой». 58 картин экспонировалось в прошлом году на выставке в г. Улан-Удэ, в художественном музее имени Сампилова.
- Может многие ушли на Запад? ведь известность к нему пришла, именно, с Запада, через выставки картин в Париже, Берлине, Лондоне, республиках, ныне странах, Балтии!
- Может быть, может быть! Видимо, помогли друзья буддисты-дандаронисты, которые приезжали в Кижингу из Прибалтики в 70-е годы прошлого века. Да и он сам туда ездил. Помню, что приехал оттуда окрыленный. Наверное, большинство картин, действительно, ушло на Запад, в частные коллекции.
- На что вы жили, когда отцу запретили работать учителем?
- Он работал ...топором, «шабашил», потом в совхозе «Чесанский», в соседнем селе: строил кошары, был скотником-пастухом. В Могсо-хоне с бригадой построил мост через Кодун... Жили мы нормально.
- А на выставках в нашей стране, кроме дипломов, отец денежное вознаграждение получал?
- Не знаю.
- Скажи, слева от входа, во дворе красуется беседка с коновязью. Это его работа?
- Да. Он же был еще скульптором-резчиком по дереву.
Это и подтвердила сопровождавшая меня заведующая местного музея Дарима Гундуевна Цыренова. При посещении музея она показала там секцию, посвященную Ц-Н.О. Очирову, где выставлены его личные вещи: кисет, бамбуковые перья, четки, пороховницы, кости игры «Шагай», кухонная утварь, а также художественные графические и акварельные картины, скульптурное панно - резьба по дереву - на бытовые темы бурятского народа; рукописные книги на краеведческие темы: «Кодунская долина в прошлом и настоящем», с приложением в графических картинах «Коллективизация в кодунской долине», «Родословное древо рода Худай», дипломы, подборку стихов
(Цырен-Намжил, оказывается, писал и стихи). При этом Дарима Гундуевна добавила: «Цырен-Намжил Очирович был главным собирателем и основателем Могсохонского музея. Он носит теперь его имя. Наши краеведы (школьники) изучают его творчество, выступают на научных конференциях с докладами, сообщениями. Мы гордимся им».
Я вставил: «Надо к изучению его творчества привлечь ученых-искусствоведов. Определить роль, значение и место творчества Ц-Н.О. Очирова в художественной графике Бурятии, изобразительном искусстве и культуре вообще. Участие в выставках и получение дипломов - это еще не признание, это - только знакомство. А известен ли он народу или только ограниченному кругу специалистов? Тиражируются ли его произведения и востребованы ли они. Графика - это не картины маслом. Здесь большое место занимает воображение, философское понятие сущности...»
Дарима Гундуевна сообщила, что Цырен-Намжил Очирович был начитанным, образованным человеком, знал старомонгольский и тибетский языки.
Я вспомнил, что в один из дней Сагаалгана, застал его во дворе дома в квадратной беседке, из разноцветных досок, обитой изнутри голубой материей с навершием, стилизованной под дуган. Цырен-Намжил был в ламской одежде, держал в руках мантры и при мне из беседки вышли три старушки в национальной одежде. Он читал, конечно, молитвы, а религия в те годы была в загоне.
При повторном посещении я этой беседки не увидел. Его жена сказала: «Парторг совхоза пригрозил: «Если не уберешь, если будешь смущать народ, тебе худо будет!»
...Четыре сборника мантр хранятся в музее.
Ц-Н.О.Очиров был скромным, спокойным, добрым, неунывающим, принципиальным, стойко переносящим трудности человеком. Среди простого народа пользовался большим авторитетом. В трудные минуты жизни простые люди помогали ему продуктами и деньгами. Я хорошо помню, что перед поездкой в Прибалтику и Калмыкию ему собирали деньги, говорили добрые напутствия. Были у него верные и надежные друзья. Большой и главной опорой служила любимая жена - Радна Дондоковна.
Цырен-Намжил Очиров внес большой вклад в национальную культуру бурятского народа. В его творчестве, как в капле воды, отразились обычаи, традиции занятия народа. А чтобы его помнили и не забывали, нужна активная пропаганда его творчества.
Ц-Н.О. Очиров, в связи с 60-летием со дня образования Ки-жингинского района, занесен в список «Известные люди XX века земли кижингинской».
Комментарии