Скотоводческие заговоры восточных бурят направлены главным образом на сохранение приплода скота и поются для самки овцы, коровы, козы, лошади или верблюдицы с тем, чтобы «уговорить» ее принять собственного новорожденного детеныша либо чужого, мать которого погибла.

Основным средством магического воздействия заговора являются пропеваемые внеязыковые слова-символы, связанные с конкретным видом домашних животных: овцой (тойго / тээгэ / тэга), коровой (оог), козой (шууга / шуу), кобылицей (хури). Сегодня скотоводческие заговоры представляют собой живую, хотя и постепенно уходящую в прошлое из-за смены традиционного хозяйственного уклада обрядовую традицию, носители которой – в основном, люди, большую часть жизни проработавшие пастухами, чабанами, доярками и ветеринарами.

Поющиеся скотоводческие заговоры, широко распространенные во многих тюркских и монгольских культурах, у бурят сохранились до настоящего времени. Они представляют собой живую, хотя и постепенно уходящую в прошлое из-за смены традиционного хозяйственного уклада обрядовую традицию. В настоящее время ее носители − в основном люди, много лет проработавшие пастухами, чабанами, доярками и ветеринарами.

Заговоры направлены главным образом на сохранение приплода скота и обязательно поются в тех случаях, когда самка - овца, корова, коза, лошадь или верблюдица - отказывается кормить своего новорожденного детеныша. Этнические названия заговоров производны от внеязыковых слов-символов, связанных с конкретным видом домашних животных:тойго / тээгэ / тэга с овцой, оог с коровой, шууга / шуу с козой и хури с кобылицей.

Наиболее хорошо сохранились и явно преобладают в традиции заговоры овцы тээгэ. Это связано, по-видимому, с большей хозяйственной значимостью овцеводства в культуре бурят и тем, что овца чаще самок других домашних животных отказывается от детеныша или чаще гибнет во время весеннего окота.

Люди, много лет проработавшие чабанами, описывают этот обряд следующим образом. Отлавливали овцу, которая не дает сосать ягненку, держали ее правой рукой за шею или гриву, ягненка обхватывали левой рукой под живот и подавали матери под голову, чтоб понюхала. Детеныша желательно было намазать материнской слизью или молоком. Потом, держа правой рукой овцу за заднюю ногу, подкладывали ей под вымя ягненка, давали ему в рот сосок и пели тээгэ. Так можно было привадить овцу не только к своему, но и к чужому ягненку, мать которого погибла.

Подобным образом проводился обряд и для других животных. Наиболее полное его описание можно найти в работах выдающегося исследователя и знатока бурятской культуры Дашинимы Санжиевича Дугарова 

Менее распространены заговоры коровы оогылха. Они поются не только для коровы, отказавшейся от теленка, но также для успокоения ее во время доения. Кроме того, зафиксирован еще один способ проведения направленного на корову обряда с исполнением оогылха: ее надували через специальный мундштук, чтоб она снова пережила процесс рождения теленка и почувствовала сопровождающие его муки.

Что касается заговоров козы шуугылха (Аудиопример 10 и Видеопример 06) и лошади хуурилга (Аудиопример 09 и Видеопример 05), они сегодня встречаются крайне редко. Зачастую свое незнание этих заговоров исполнители объясняют тем, что козы и лошади от своих детенышей не отказываются.

Протяженность исполнения заговоров (соответственно, и длина произведений) зависит от того, как скоро животное признает малыша – быстро либо через день-два. Самка должна быть непременно растрогана пением заговора. Д.С. Дугаров пишет: «Наши информаторы говорили, что когда искусная певица пела «тээгэ», то уже после первых же строф песни-заклинания овца заметно настораживалась, блея, обнюхивала ягненка и подпускала его к вымени. Некоторые даже утверждали, что если «тээгэ» исполняла настоящая талантливая певица, то на глазах овцы навертывались слезы» [4, с. 55].

В этнографической литературе встречаются сведения и о других звуковых средствах воздействия на самок домашних животных, эквивалентных исполнению заговоров. Учитель и краевед Лодон Линховоин в работе «Заметки о дореволюционном быте агинских бурят» так описывает способ приваживания верблюжонка к верблюдице: «Били ножкой от бараньей туши по порожней чугунной чаше или водили палочкой по кругу колокольчика, и он издавал певучий звук. После такого «музыкального» воздействия верблюдица начинала издавать протяжные рыдающие звуки, нюхать верблюжонка, роняя крупные капли слез, и затем подпускала его к соскам» [9, с. 19]. Заговор мог заменяться наигрышем на струнной смычковой пиколютне хуур, который исполнял специально приглашенный мастер. К детенышу могли также подвести собаку, чтоб мать испугалась за новорожденного и бросилась его защищать.

В роли исполнителей заговоров чаще всего выступают женщины, но ими могут быть и мужчины (Видеопример 07, Аудиопример 05).

По своим стилистическим характеристикам бурятские скотоводческие заговоры заметно отличаются от песен и обнаруживают параллели с аналогичными традициями в тюркских и монгольских культурах. Заговор может включать строки пропеваемые, проговариваемые тонированной (или близкой к тонированной) речью, а также исполненные в манере сигнального интонирования (Аудиопример 06). Сигнальный тип интонирования может использоваться на протяжении всего заговора. Строки в заговорах разделяются паузами либо благодаря мелодическому подобию. 

Основным средством магического воздействия заговора являются пропеваемые слова-символы, которые обязательно присутствуют в вербальном тексте и даже могут его полностью исчерпывать (Аудиопример 08, Видеопримеры 01, 03, 04). Состоящие только из звукосимволических слов строки могут быть разной длины (от 2 до 11 слов-символов и от 2 до 22 слогов). Встречаются также строки с императивными словосочетаниями (типа «ягненка возьми»), начинающимися или оканчивающимися звукосимволическими словами. Есть также аналогичные песенным поэтические строки, состоящие преимущественно из трех слов. Слоговой объем таких строк варьируется в широких пределах (от 6 до 14 слогов). Иногда они объединяются начальной аллитерацией, изредка образуют двустишия, а кроме того, могут выравниваться по времени звучания (Аудиопримеры 01, 07). К строкам такого типа нередко присоединяются два звукосимволических слова (Аудиопример 03). Наконец, встречаются строки, в которых дважды чередуются звукосимволические и одно смыслонесущее слово.

Поэтические строки заговоров содержат уговоры самки принять детеныша. В них также, по словам Д.С. Дугарова, «создается поэтический образ прихода весны: таяние снегов, вскрытие речек и ручейков, прилет птиц, появление свежей зелени и подснежников»:

Хадын саhан хайлахал даа,

Хахинаг hайрам урдахал даа,

Хайлгана шубуун ерэбэл даа

Хабарай хара hалхинда

Хажуудашни юн шэни хэбтэхэб

Тээгэ, тээгэ, тээгэ, тээгэ.

Хур саhан хайлахал даа,

Хухы шубуун ерэхэл даа,

Хухэ ногоон ургабал даа

Хухэн шэни дэлбэрхэл даа

Хухуулхэгуй хурьгаяа

Юундэ голонобши даа?

Тээгэ, тээгэ, тээгэ, тээгэ.

Снег растаял на горах,

Паводковые ручьи бегут,

Птица чайка прилетела,

И кто же весеннею порою,

Когда сухие ветры повеют,

С тобою рядом будет лежать?

Тээгэ, тээгэ, тээгэ, тээгэ.

Снежные сугробы растают,

Птица кукушка прилетит,

Трава зеленая вырастит,

Вымя твое будет мастить

Почему же не принимаешь и не

Кормишь детеныша?

Тээгэ, тээгэ, тээгэ, тээгэ» [4, с. 55].

Количество вербальных и мелодических строк в заговорах произвольно.

Отметим, что строки, целиком состоящие из звукосимволических слов, считаются наиболее архаичными. В них ярко обнаруживается специфика заговорного жанра. В отличие от песен, в строках заговоров со звукосимволическими словами долгие звуки звучат ровно и не содержат вибрато, а украшения применяются в них лишь в самом начале или конце. Именно такого типа строки отличаются наибольшей мелодико-ритмической устойчивостью как в пределах одного образца, так и в заговорах, записанных от разных информантов. Звукосимволические слова, как правило, связаны с повторяющимся хореическим ритмом, распеваются на терцовый интервал либо речитируются на одной высоте. Впрочем, в звукосимволических строках встречается также ритм ямба либо равномерный ритмический рисунок (Аудиопример 04).

В целом, мелодика заговоров весьма разнообразна, что, вероятно, связано с их импровизационной природой. В основе мелодики лежат, как правило, трех-пятиступенные лады в объеме терции–квинты с широкими (до терции) зонами для каждой ступени, преобладает поступенное движение.

Бурятские скотоводческие заговоры обнаруживают близость к бурятским колыбельным, а также к поющимся монологам героев туурэлгэ в восточнобурятском эпосе. Например, знаток традиционной культуры Рыкзын Эрдынеевич Эрдынеев (1909−2006), улигершин из с. Усть-Эгита Еравнинского района Бурятии, исполнял скотоводческий заговор тээгэна тот же напев, который использовал для колыбельной и для туурэлгэиз сказания «Хухэльдур-Мэргэн и его сын Хурзык-Тэзэ» (Аудиопример 05). 

По-видимому, в бурятских заговорах, как и в заговорах калмыков, теленгитов, алтайских казахов, тувинцев и др., еще в недавнем прошлом существовали регистровые зоны. До сих пор можно встретить примеры, когда в исполнении одного и того же человека заговор овцы тээгэзвучит выше заговора коровы оогылха (Аудиопримеры 01 и 02).

Экспедиционное изучение традиции бурятских скотоводческих заговоров свидетельствует о ее постепенном «размывании», забывании: исполнители среднего и младшего возраста начали использовать в них интонации песенных мелодий (Видеопример 02); наиболее распространенные заговоры тээгэ в настоящее время исполняют не только для овцы, но и для других животных; заговоры коровы оогылхазаменяют вокализированными сигналами, а заговоры козы, кобылы и верблюдицы практически исчезли.  

Фото: www.culture.ru

источник: www.culture.ru