В поэзии Андрея Румянцева удивительно сочетается земное и небесное. Оба эти начала дополняют друг друга, помогают увидеть нечто Божественной волей рожденное. И тогда поэт с легким недоумением, а то и со смущением перед тем, что открылось ему, восклицает, обращаясь к байкальским соснам, склонившимся, словно за обедом, над летним солнечным столом:

                                     Я их люблю, старинных вестниц,

                                     Они умеют с давних пор

                                     Соединять без всяких лестниц

                                     Небесный свет и вольный двор.

Соединение небесного и земного начал есть нечто свыше данное человеку, чтобы ощутил себя надобным еще кому-то в этом мире. Вдруг да

                                     В мертвом поле

                                     И в чаще сосновой

                                     Отзовется мой голос на твой,

                                     И украсится радугой новой

                                     Мир, умытый дождем,

                                     Золотой!

Или еще – послушайте:

                                     Улыбка женщины любимой…

                                     Нет увяданья. Есть полет.

                                     И даже в роще нелюдимой

                                     Сухая веточка поет…

Дивные строки! Хочется выучить их наизусть и все повторять, повторять, согревая душу теплом истинной поэзии. (Из предисловия к сборнику стихов «От сосны до звезды»**.)

           Писатель Ким Балков

                                                           Памяти сестры Али

                                         Заросший холмик на погосте,

                                         Оградка,

                                         Давний снимок, прост,

                                         И тополек в молочном росте –

                                         Уже тебя он перерос.

 

                                         О, сколько утреннего света

                                         И сколько детского тепла

                                         Ты в чернопамятное лето

                                         С собой из дома унесла!

 

                                         Сестра, сестра!

                                         Тайга и море

                                         У изголовья твоего

                                         Оплакивают наше горе –

                                         Они запомнили его!

 

                                         И ветерок, плывя над ними,

                                         И тополек, пыльцой пыля, -

                                         Они твое разносят имя

                                         На все окрестные поля.

 

                                         И чаще нас,

                                         Тесней и чаще,

                                         В начале дня, на склоне дня,

                                         К тебе является из чащи

                                         Твоя зеленая родня!

                                                 ***

                                          Ах, память, что за чудеса!

                                       С тобой все живо – до росинки:

                                       Небес печальные глаза.

                                       Полей прощальные косынки…

 

                                                  *   *   *

 

                                       На кладбище такая тишь,

                                       Такая буйная травища!

                                       Никто не рыскает,

                                       Не свищет.

                                       Не заскребется даже мышь.

 

                                       Но здесь, конечно, дышит жизнь.

                                       И эта жизнь – она такая,

                                       Что, в тишину перетекая,

                                       Спокойна и мудра, как высь.

 

 

                                                  *   *   *

 

                                                             Памяти матери

                                                          Евдокии Яковлевны

 

                                       Стирала, варила обед,

                                       И пела, и люльку качала.

                                       Дитя появлялось на свет –

                                       И все повторялось сначала.

 

                                       Казалось бы, день ото дня

                                       Должна иссякать твоя сила,

                                       Но на век хватило огня,

                                       Любви и терпенья хватило.

 

                                       Когда пред свечою стою,

                                       То чую, шепча твое имя:

                                       Ты голову гладишь мою

                                       Святыми руками своими…

                                              *   *   *

                                       Не раз ко мне мать приходила

                                       В виденьях,

                                       Что яви сродни,

                                       И молвила:

                                       «Вот наша сила,

                                       Ее ты подольше храни».

 

                                    Не ведаю,  сила какая,

                                       На сколько отпущена лет,

                                       Но чувствую:

                                       С неба стекая,

                                       Вливается в душу, как свет.

                                                ***

                                          Не попрощалась мать со мною

                                          В затишье скорбного угла,

                                          Когда дорогой неземною

                                          Из бедной комнаты ушла.

                                                     

                                          Так, может быть, дитя по лугу

                                          Уходит в дальнее сельцо.

                                          Я гладил маленькую руку,

                                          В морщинках бледное лицо.

 

                                          Уже освоясь в новом мире.

                                          Казалось, знак дала она:

                                          "Здесь у меня светлей и шире,

                                          Здесь только высь и тишина".

 

                                          Я думал:

                                          Есть ли оправданье

                                          У нас, живущих, перед ней

                                          За все потери и страданья?

                                          И что я мог ответить ей?

 

                                          Печальный день все не кончался,

                                          А  на полянке, за  рекой,

                                          Цвет незабудковый качался

                                          Под легкой маминой рукой...