Я держу в руках книгу стихов, вышедшую в Бурятском книжном издательстве в 1978 году под названием «Сотвори полет»  поэта Виктора Федоровича Гуменюка.

 Виктор Федорович в советское время работал летчиком-испытателем на Улан-Удэнском авиационном заводе. Удивительно спокойный, с умными глазами мужественный мужчина каждый день, находясь на «острие ножа» пишет стихи о красоте неба, природы, о любви к Родине и любви к женщине. Кто его знал, относились к нему с большим уважением и восхищением.

 Книга «Сотвори полет» - третья книга поэта. В ней, как и в двух предыдущих, прослеживается летная биография поэта. Чувство доброты к людям, теплая лирическая интонация, жизненная достоверность органически присущи стихам, вошедшим в эту книгу. В Улан-Удэ вышло в свет несколько сборников его стихов. Прожив в Бурятии несколько лет, по семейным обстоятельствам переехал к себе на родину в Украину.

 В Киевском книжном издательстве  в 1986 году вышло двухтомное собрание стихов «Ощущение высоты». Дорогие читатели! Знакомлю Вас со стихами этого замечательного поэта:

    Ты вернешься…

Ты вернешься из небытия…

Спозаранку солнцем улыбнешься,

Ветерком по комнате пройдешься

И шепнешь: «Родимый, это я».

Встрепенется сердце и замрет,

Горло пересохнет, как от жажды,

Словно я вернулся в то «однажды» -

В первый без инструктора полет.

Я лежу в постели и молчу,

Словно бы лечу под облаками,

Я желаю вскрикнуть: «Мама. Мама!»

И вспугнуть мгновенье не хочу.

Мне блаженство распирает грудь:

Бесконечна жизнь, и мы нетленны…

Я парю над сказочной вселенной,

Не решаясь на нее взглянуть.

Но на предпосадочном кругу,

Наконец, открыть глаза рискую.

Если и летал всю жизнь вслепую,

То уж сесть вслепую не смогу.

Как же встретишь ты меня, земля?

Солнце в окнах бликами играет,

Ветерок по комнате гуляет,

Занавеси в спальне шевеля.

Ну, а ты принадлежишь векам

Тем, что отшумели слишком рано.

Ты идешь по лугу средь тумана,

И струятся слезы по щекам.

             * * * * *

        Мгновение

Нет, ничего в этот миг не случилось.

Сквозь, поредевшие листья в лесу

Раннее свежее утро сочилось,

Матовый свет уронив на росу.

    Где над речушкою берег покатый,

    Где тишины и покоя исток,

    Чутким застыл изваяньем сохатый,

     Голову гордо держа на восток.

Словно любуясь осенним багрянцем,

Словно звериным инстинктом не сжат,

Только под шкурою мышцы бугрятся

Да неспокойные ноздри дрожат.

     Может, мгновение это, как милость,

     Что приоткрыло земную красу?

      Или и впрямь ничего не случилось.

      Просто сохатого видел в лесу.

                 * * * * *

   Светает

Как-то странно сегодня светает,

Словно небо по краешку тает,

И капелью на землю стекает,

Золотистым дождем застывает.

Не таится заря на восходе,

Путь привычный над миром находит.

Темень в землю сырую уходит.

Затаилось, застыло мгновенье

Перед новым земли пробужденьем.

Не знакомо ль мне это явленье,

С первых дней своего сотворенья?

           * * * * *

Приметы

Я улетал, ты оставалась.

Я возвращался, ты ждала.

Земля заученно вращалась,

А у меня звезда качалась

На самом краешке крыла.

Оборвалась… и отрешенно

След прочертила в синей мгле.

Звезда в полете обреченном,

А люди молвят удрученно:

- Вновь кто-то умер на земле…

Примета не про этот случай.

Себя сомненьем не терзай.

При виде звездочки падучей

Скорей желанье загадай.

Часы томительные минут,

Спадет ночное забытье,

Машины жаркие остынут –

Желанье сбудется твое.

Недолго наша встреча длилась…

И снова ты меня ждала,

И вновь по курсу мгла сгустилась.

А у меня звезда светилась

На самом краешке крыла.

         * * * * *

 Тополиная весна

И лишь весной бывает это:

В ряду задумчивых алей

Вдруг засияют дивным светом

Стволы оживших тополей.

В предназначении высоком,-

Еще ночные ветры злы,-

Ударят жизненные соки

В непробужденные стволы.

Вы, тополя, моя отрада,

Вы – провозвестники зари,

Неяркой, трепетной лампадой

Подсвеченные изнутри.

И это таинство, и чудо,

и этот первозданный зов,

Где чувства властвуют повсюду

И мир огромен, как любовь.

           * * * * *

Покоряюсь небу, как судьбе.

Прохожу над пунктом поворотным.

Самолет, что зелье приворотное,

Так безудержно влечет к тебе.

Так влечет…

Ведь я тебя люблю.

Уж давно бы выбор сделать мне бы.

Только я делю себя, делю,

Меж тобой делю и между небом.

Может, виновата ты одна,

Что такое вдруг со мной бывает:

Чистых глаз твоих голубизна

Как-то небо мне напоминает.

Ухожу я по дороге гроз,

Все земные блага отвергая.

Словно лишний груз сдаю в обоз,

Словно от твоей любви сбегаю.

Упиваюсь гордой высотой,

Восторгаюсь, радуюсь, ликую!

Но, с неизмеримой остротой,

Словно по твоим глазам тоскую.

В них – твоей любви земная власть

И мое земное притяженье.

В них – моя инерция движенья,

В жизни не дающая упасть.

         * * * * *

 Руки матери

(Прекрасный пол – в словаре устаревшее).

Конечно, устаревшее понятие.

Обидна легковесность этих слов,

Когда я вспоминаю руки… руки матери…

Они всплывают из тревожных снов.

Уставшие, со вздувшимися венами,

Как прежде, оградив меня от зла,

Они ведут в родное, сокровенное,

Когда и мама молода была.

Я помню руки с кожей потемневшею, -

И в этом не ее была вина,-

Не спавшая и по три дня не евшая,

Она с тобой была, моя страна.

И после, в годы трудные и долгие,

С военным прошлым не теряла связь-

Все по ночам, давясь подушкой волглою,

Над похоронкой плакала, таясь.

И вот застыли руки без работушки,

Нежданный отдых к ним, родным, пришел.

О, вдовы, вдовы… Черные лебедушки,

Вы все ж прекрасный… и несчастный пол.

            * * * * *

Могила отца, которой нет

___________________

Был человек, и нет его,

Была могила – нет могилы.

Все безвозвратно время смыло,

Как будто не было всего.

Где лазарет тот полевой,

И временные те погосты,

На скорбных пирамидках звезды

И близкий гул передовой?

Встает рассвет

Военных лет.

Плывет рассвет,

Как забытье.

Могилы нет,

Могилы нет

Как будто не было ее.

И чья же в этом всем вина?

Был человек, как все на свете,

Была жена и были дети.

Ну, а затем пришла война.

И он, как все, ружье к ноге;

Два года топал по планете.

А в сорок третьем, в сорок третьем

На Курской роковой дуге

В пылу атаки, под конец,

Рвануло на его дороге

И болью опалило ноги.

Его отправили в Елец.

А там в Ельце, а там в Ельце

Две ампутации. Гангрена.

Она как подлая измена…

Я вспоминаю об отце

И вижу мать, и вижу мать,

Ее опущенные плечи,

Глаза – пылающие свечи.

Когда б я мог в тот миг понять,

Как вдовья доля тяжела…

А годы все неслись поспешно,

И снова мама безутешна:

Могилы нет, а ведь была.

И вновь рассвет

Военных лет,

Плывет рассвет,

Как забытье.

Могилы нет,

Могилы нет,

Как будто не было ее.