Жигжитов Михаил Ильич  ( 1915 -  1990). Из книги Андрея Румянцева «Певцы родной земли».

ПРИВЫЧНОЙ ТРОПОЙ  ПРАВДЫ

Наверно, читатель, познакомившись с первыми повестями Михаила Жигжитова – «Снежный обвал», «Моя Малютка-Марикан», «Тропа Самагира», «За ущельем Семи волков», «От Святого до Горемыки»  и  с короткой биографией автора, профессиолнального охотника, подумал: «Ну-ка, посмотрим, не оставила ли удача таёжника на новой стезе?»

Вопрос тем более правомерный, что Михаил Ильич к тому времени  подходил к пятидесятилетнему возрасту.  А в таком возрасте редко кто начинает занятия литературой. Но известный русский прозаик Владимир Тендряков в связи с этим писал о нашем земляке:

«У меня как-то при знакомстве с Жигжитовым сорвалось с языка: «Дерсу Узала, взявшийся за перо». Но, строго говоря, это не совсем так.

Да, Михаил Жигжитов – таёжный охотник. Да, в труднейшей охоте – соболевании – он считается едва ли не лучшим добытчиком. Да, он, возможно, мог бы посоперничать в «звериной науке» с самим легендарным Дерсу – прочитать по следу, кто прошёл, когда прошёл, устал зверь или бодр, что делал, что намеревается делать, разгадать даже характер. Но Жигжитов вовсе не дремучий лесовик, дитя природы. До того, как стать охотником-профессионалом, он был школьным учителем, знаком с русской литературой, знает монгольсктий язык, читал старинные монгольские книги».

А главное, добавим мы, Михаил Ильич хорошо знал, что любое серьезное дело второпях не освоишь,  а литературное ремесло – тем более. В нём к мастерству нужно идти тропой правды. А правде, честности, трудолюбию  жизнь учила  Жигжитова строго  и жёстко.

Первая повесть начинающего писателя «Снежный обвал», по справедливому мнению критики, оказалась слабой – композиционно рыхлой, художественно обеднённой. Но уже три следующих – «Моя Малютка-Марикан», «Тропа Самагира», «За ущельем Семи волков»,  составивших своеобразную трилогию общностью жизненного материала и нарисованных характеров, представили самобытного автора, упорно осваивающего литературное мастерство. Можно говорить о них отдельно, но лучше всё же в савокупности со следующим за ними романом «Подлеморье», потому что эти произведения в своей цельности явили нам писателя – знатока таких жизненный пластов, таких редких человеческих характеров и судеб, что ни «свой», «близкий» читатель - земляк, ни, тем более, «дальний», из иных краёв страны, не мог не отметить этого автора в ряду других, не полюбить  его книг.

Снова обращусь к отклику читателя как раз «дальнего», москвича, прозаика Владимира Тендрякова:

«Михаил Жигжитов вырос в том краю, где живёт не один народ, а несколько – буряты, эвенки, русские.  У каждого из них сви обычаи, свои традиции, свои национальные особенности, своя нажитая культура. Это сказывается во всём, даже в бытовых мелочах… Жизнь так переплела народности, что отделить их друг от друга почти невозможно. Даже в самом писателе Жигжитове сказывается это переплетение – он бурят по национальности, но пишет на русском языке, считает его родным.

Тут мы подходим к одной из особенностей творчества Жигжитова. Оно богато уже тем, что питается из нескольких национальных источников. Писатель прекрасно знает жизнь бурят, русских, эвенков. Нельзя это не отметить и нельзя не позавидовать.

Но необычно не только население, необычен и сам край – Байкал… На планете нет другого такого удивительного озера. Бездонное по глубине, размашистое, как море, с самой чистейшей водой на свете, с редчайшими породами рыб, оно лежит среди величественных гор и не менее величественных лесов. Байкал – постоянный и едва ли не главный персонаж произведений Жигжитова. Глобальная исключительность Байкала – «жемчужина земли!» - не может не накладывать исключительный колорит и на творчество писателя.

Прекрасный, величественный край, однако, суров, «славное море, священный Байкал» капризен, люди, живущие возле него, - рыбаки и охотники – постоянно сталкиваются с опасностями, их существование – сплошная борьба. И в этой борьбе, идущей уже много веков, сложились сильные, необузданные характеры. Люди Прибайкалья порой неумеренно дики, как дика и своенравна природа, их окружающая. Сильные характеры из жизни переходят на страницы книг Михаила Жигжитова.

Ещё одно немаловажное обстоятельство, которое нельзя обойти, разбирая творчество писателя, - история. Чуть ли не со времён Курбата Иванова, в 1643 году открывшего русским Байкал, сюда стремились те, кому тесно было на родной стороне – люди кипучей энергии, безумной отваги, всепобеждающей напористости и неутолённого предпринимательства. Вместе с пытливыми землепроходцами шли авантюристы, с честными служаками царю и отечеству – рыцари наживы, а подчас и просто лихие разбойники. А затем, гремя кандалами, двинулись сюда этап за этапом ссыльные. Именно здесь была та легендарная, холодная, самая глубинная Сибирь, куда царская власть сбывала всех неугодных, нарекая их преступниками. Такой-то не дотягивает до виселицы, послать его в места, куда Макар телят не гонял! И человек шёл, шёл, шёл через российские просторы и, если оставался жив, попадал на Байкал. Декабристы, польские патриоты, революционеры разных партий и направлений, люди высочайшей самоотверженности, чистых помыслов, обширных знаний, глубокой культуры! А вместе с ними опять же плыла мутная пена общества – убийцы, воры, зарвавшиеся по-крупному мошенники, разных мастей Иваны, не помнящие родства…

Писатель, использующий столь обширный, яркий материал, непременно должен и обогатить читателя. А если к тому же этот писатель – плоть от плоти, кровь от крови представитель столь насыщенной жизни, абориген удивительного края, то, можно сказать, читатель получает это богатство из первых рук».

То, о чем говорит В. Тендряков, действительно сразу бросается в глаза при чтении названных повестей и – добавим  для примера – рассказа «Преступление в тайге». «Трилогия об эвенке Самагире», - читаем в «Истории бурятской литературы», - это уже основательная попытка писателя проникнуть во внутренний мир героя, что прежде всего отразилось на сюжете повестей. Жигжитов всё дальше отходит от приключенческой коллизии, развивает внутреннее психологическое действие – движение мыслей, чувств, переживаний Самагира. Два параллельных сюжетных ряда создают два плана изображения – внешний и внутренний. Жигжитов активно использует внутренний монолог, что позволяет ему развернуть, реализовать свои незаурядные знания живой разговорной речи подлеморцев – русских, бурят, эвенков». Авторы литературоведческого разбора  образно и остроумно заметили: «Главный охотничий «трофей» Жигжитова – живое разговорное слово таёжника – послужил той основой, на которой формируется словесная ткань произведений писателя» И ещё: писатель… «всё органичнее соединяет живую устную речь с письменной, всё увереннее овладевает средствами художественного повествования, приемами речевой характеристики героев.  …обогащается сюжет, создаются более реалистичные и колоритные характеры, композиция делается всё более удобной и компактной для выражения художественного смысла произведения…» 

Эти качества получили прекрасное воплощение в вершинном произведении Михаила Жигжитова – романе-трилогии «Подлеморье». Тут действительно и живые подробности быта, традиций байкальцев, и их полный особых тягот и испытаний труд, и их закаленные неласковой природой и разбойными нравами каторжного края характеры – всё передано художественно полнокровно, обжигающе наглядно и правдиво. Я родился и вырос на том же берегу «священного моря», в рыбацком селе, жители которого и колхоз-то назвали «Байкалом», с детских лет знал, например, как на подлёдном лове рыбы мужики заталкивают невод из лунки в лунку шестами-норилами, чтобы свести  потом его «крылья» в широкой проруби – иордани, метал сеть на вечерней зорьке, спал  с друзьями-односельчанами в лодке и выбирал снасть из морской пучины холодным утром, попадал в шторма при шквальном ветре-сарме, но и у меня красочное повествование Михаила Ильича, точно выверенное поведение его героев, подлинность их переживаний – всё вызывало благодарность и восхищение.

Три книги эпического романа «Подлеморье» охватывают события почти шестидесяти лет. Первая посвящена потрясениям революции и Гражданской войны в байкальской глухомани, вторая –  социальным преобразованиям двадцатых-тридцатых годов в этих краях, третья  - испытаниям, выпавшим на долю таёжников в Отечественную войну,  обустройства своей земли после неё, вплоть до строительства БАМа в наши дни.

За свой роман Михаил Ильич был удостоен Государственной премии Бурятской АССР. А за вклад в литературу ему было присвоено звание Народного писателя республики.      

История отчих мест до конца жизни привлекала М. Жигжитова.  Приграничный с Монголией район, где он родился, хранит столько не  известных широкому читателю событий прошлого, что  к ним будут не раз обращаться  художники слова. Михаил Ильич и в это внёс свою лепту. Его последний роман – «Год Белой курицы» посвящен Гражданской войне в пограничье,  борьбе  монгольских аратов во главе с Сухэ-Батором против своих марионеточных правителей. Опыт предыдущего повествования заметен в новом произведении. Однако оно уступает «Подлеморью» и в занимательности, и в  точности  языка, и в глубине осмысления давних и сложных событий.