Пятин Владимир Николаевич

Вот и лето прошло. С дождём и зноем, купаньем, ягодами и грибами. Наступил сентябрь. Вот уже где воистину золотая осень, так это у нас в Прибайкалье. Дождь в сентябре – редкость. Народ торопиться с уборкой. Кое-кто докашивает пожелтевшую уже траву, ребятишки сгребают сено, дурачась, бабы, повязав косынки, ставят копны. По выходным приезжают из города студенты, родня, копать картошку. Лысеют грядки в огороде, теребят лук, морковку, ну словом, кто, что насадил то и получил.

 

У нас, у охотников, свои проблемы, свои заботы. Своя золотая пора началась – утиная охота. Прошло уже открытие. Хорошо прошло. И погуляли и постреляли. Даже рыбы поймали немало. Язь в это время в низовья скатывается. А в будни к вечеру, проведя уроки, потолкавшись по дому, падаешь на мотоцикл и на вечернюю зорьку. Затолкаешь мотоцикл в кусты тальника, выберешь место на краю поросшей ряскою и ещё желтеющими кувшинками логотиной. Стоишь в резиновых сапогах по колено в воде. Плотной стеной тростник раскачивает на слабом ветерке метёлки. Дурманящее пахнет болотными травами. Солнце скрылось на западе, на иркутской стороне. Синевшие днём, стали фиолетовыми хребты на другой стороне Байкала. Краснеет небо как девчонка после первого поцелуя. А вот и первые разведчики – чирки просвистели над головой. Скоро потянет кряква. Самое главное для меня – это первый выстрел. Готовлюсь к нему основательно. По несколько раз вскидываю ружьё в пролетевших высоко уток, выцеливаю. Попал первым – будет фарт. Уверенность появляется и всё идёт «как по маслу». А промажешь, начнёшь дёргаться, психовать, напрасно жечь патроны, тогда спускай ружьё, прикуривай сигарету, на уток не смотри, пускай хоть на голову садятся. Главное – успокойся и всё будет путём.

 

Так размышлял я поутру, на берегу речки, сидя на носу недавно просмолённой и проваренной деревянной моторки.

 

- Здорово, охламон! – раздалось сзади.

 

Я повернулся. Чудеса! На бугре стоял Валерка – студент. С прошлого года, с ноябрьских каникул не виделись, в клетчатой рубашке-ковбойке, в каких-то полубрезентовых штанах. Мы, деревенские, ещё понятия не имели о джинсах. Ну, словом, франт!

 

- Привет студенту! Какими судьбами? – приветствовал я его, радостно улыбаясь.

 

- Да третий курс отлопатил, а практику с деканом договорился здесь отработать. Так что постреляем, я и патроны захватил.

 

- Постреляем, - согласился я. Давай в марханиху махнём. Места там бравые.

 

- в Марханиху, так в Марханиху. Время свободное есть?

 

- Да нас картошку копать отпустили. Давай сегодня отвалим.

 

- Идёт. В обед состыкуемся.

 

В недра абалковского рюкзака погружается картошка. В целлофановых пакетах лапша, соль, сахар, спички.

 

Патроны и патронташ сверху.

 

- Ну что опять засобирался! – качает головой жена. Вот Фёдырыч молодец, от Вали ни на шаг.

 

- Любит видно. Не то, что я – поддакиваю я ей в такт. Дурная это примета, ругаться на дорогу, удачи не будет, особенно с моей женой, колдунья, что ли она. Да вроде не заметно. Но если заворчит – всё! Бросай рюкзак, патроны, сети. Надуюсь как индюк, брожу по дому. Смотрю – отошла.

 

- Ну что не едешь-то ? – спросит с улыбкой.

 

- А что толку-то? Всё равно зря! – ещё сержусь я. Но вижу – лёд тронулся.

 

_ Езжай, езжай! Я тебе бутылочку взяла. Надоешь дома-то. Но это по молодости было, сейчас умнее стала.

 

Ну, вот и собрался. Жена сходила в магазин, взяла свежего хлеба, чаю. Согласно план-приказа пару бутылок водки.

 

-Ох, конфет забыла! – хохочет. Смейся, смейся – это хорошо

 

В коляске мотоцикла рюкзак, спальник, ружьё в чехле. Подъезжаю к берегу. Валерка ждёт в моторке. Привязывает к лодке отцовскую плоскодонку. Отец у него штатный охотник. Добывает ондатру, лисиц, колонков. Однажды рысь добыл. Классный охотник. Мы его боготворили, мальцами, а взрослыми уважали очень. Это он нас всяким охотничьим премудростям научил. Подвыпьет – начнёт охотничьи байки травить. Заслушаешься. И лодка его была классная. Как индейская пирога. Узкая, лёгкая. Специально по тростникам толкаться.

 

А толкаться шестом в такой лодке стоя – это целое искусство, наука. Ловкость нужна, а то перевернёшься, но мы то владеем шестом в совершенстве. На воде выросли. Ходить и плавать учились одновременно.

 

Но вот сборы закончены. Бак заправлен. Канистра с бензином привязана к борту. Вроде всё на месте. Пробуем мотор. Старичок Л-6 схватывает с полоборота.

 

- Ай да точило! – восхищается Валерка. Столько годов, а молотит!

 

Выпиваем на дорожку по сто грамм. Отвальные, так уж положено, отталкиваемся, затарахтел трудяга-мотор. От носа побежали волны-усы. Мать на бугре машет рукой. Около неё прыгает ребятня, что-то кричат.

 

Прощай Кудара! Привет вам, охотничьи просторы! Проходим под мостом. Река становится шире и глубже. Не мотает уже винт водоросли, не приходится руками срывать траву с лопастей.

 

Вот и устье Харауза. Здесь начинается дельта Селенги. Вода, как всегда здесь бывает в конце лета и ранней осенью, прибывает. Быстрая река несёт сорванные с берега кусты тальника, палки, чурки, желтую пузырящуюся пену. Лодка сразу резко сбавляет ход. Ухожу от быстрины к правому берегу. Там течение спокойнее, не долго подниматься вверх, скоро спускаемся по течению, река нам помогает.

 

Берега сплошь заросли начинающим желтеть тальником. Стоят огромные зароды сена. Кое-где виднеются крыши охотничьих зимовий. По отмелям, косам бродят важные цапли, снуют кулики. Чибисы чёрными салфетками болтаются в воздухе. Высоко в прозрачной синеве, кружит орлан. Красота! Приволье!

 

Марханиха узкой протокой убегает от основной реки в тростниковые дебри. И вода здесь другая, чистая, тёплая, прогретая на солнце. Течения почти нет. Тальники, стоящие в воде отдельными рощицами, засохли. Кое-где на них гнёзда ворон.

 

Ищем сухое место. Становим моторку, привязываем к кустам. Плоскодонка отвязана, ружья, патронташи на носу. Я берусь за шест. Валерка старше меня на год. А старших надо уважать. Да и на воде он давно не был, пускай порезвиться.

 

Жара. Даже лёгкий ветерок её не сбивает. Валерка показывает рукой на лёгкие тучки на той стороне Байкала. Они скручиваются, змейками скользят над байкальскими хребтами.

 

- «Гора будет! – шепчет Валерка. «Гора» - это что «Бора» под Новороссийском. Хоть далеко от Байкала Чёрное море, но ветер такой же, свирепый. Холодный воздух валится с заснеженных гор Байкальского хребта и вваливается на просторы Байкала. Достанется и нам. Но всё впереди.

 

А пока я толкаюсь. Марханиха здесь совсем узкая. Тальники с обеих берегов нависли над застоявшейся водой. Тростник, рогоз, ряска, желтые кувшинки. Тишина. Утки сейчас отсыпаются после ночной жировки. Сил набирают для перелёта на юг.

 

Вдруг из под носа лодки с оглашенным кряканьем свечой взлетают поднятые утки. Валерка, как на стенде, спокойно поднимает ружьё, отпускает метров на двадцать. Дуплет! Пара крякшей грузно шлёпается на воду. Начало есть!

 

А у нас такой закон: «смазал» - за шест, парочку сбил – за шест. Справедливый закон. И поработаешь и постреляешь, вот и сейчас Валерка грузно ползёт на моё место, а я перемещаюсь в нос лодки.

 

В этом месте Марханиха петляет к Епишкину, а один её рукав впадает в Колонково озеро. Да не просто впадает, а образует водопадик в метр шириной. Это корни толстенной талины не дают размыть берег. Хоть это и не Ниагары, а занятно.

 

Я заряжаю оба ружья. Валерка стоит сзади, устраивается.

 

- Толкайся сидя, - предлагаю я. – я что баба! – огрызается тот. Ясное дело, что Колонково озеро называют, потому что здесь водятся колонки. Ну и бандюга, скажу я вам, этот зверёк. Пират! Джек Воробей – салага по сравнению с ним. Нет от него покоя ни мышам, ни птице, ни задремавшей рыбе. Разоряет гнёзда, прекрасно плавает. И не секунды покоя! То увидишь его мордочку среди метёлок травы, вот он уже на верхушке тальникового куста. Прошло несколько минут, и рыжая торпеда летит к ондаторовой хатке.

 

Я осмотрел горизонт. Шустрые, вертлявые облачка перерастали в черные, свинцовые тучи. И тут небо передо мной крутнулось и по плечи очнулся в воде. Перевернулись! Валерка шумно глотал воздух, отплёвывался. Хлебанул видно!

 

- Ружьё, ружьё! – завопил он. Тут я вспомнил о его ружье. Своё я держал в руках. Но как достать его? Не нырять же за ним. Попробую ногами, мешают чёртовы кочки на дне, палки-топляки. Ага, цепляю за что-то. Видно за ремень. Подтягиваю осторожно, лезу с головой в холоднющую воду. Ружьё! Поднимаю над головой и показываю Валерке. Он улыбается.

 

- Патронташ попробуй!

 

Да где там. Завалился между кочек – достань его.

 

- Давай лодку перевернём, воду выльем.

 

Но, где же по плечи в воде перевернёшь лодку, да ещё и воду выльешь.

 

- Пошли на табор, - машет Валерка рукой. Я свесил ружья на шею, привязал плавающих , здесь же крякшей. Побрели. Спотыкаясь с кочки, стуча зубами от холода и проклиная всё на белом свете.

 

И тут началось! Завыл ветер. Трещали и клонились тальники. Тростники серо-зелёным покрывалом полоскались по озеру. Волны заливались за шею. Небо в раз почернело. Пошел снег. Да не пошёл, а повалил мокрыми, белыми лепёшками. Вокруг молочно-белая круговерть. Мы брели наугад. Не видно ни берега, ни тальников.

 

Но постепенно мы поднимаемся над водой. Так тридцать три богатыря с Черномором выходили из вод морских. Это сейчас, дома, у печки, легко вспоминать. А тогда не до шуток было.

 

Повезло нам. Да и охотничий инстинкт сработал. Вышли мы прямо к водопаду. Только что ад кромешный был, а глянь! Снега как не бывало. Тучи смело за хребет Улан-Бургасы, в Прибайкалье. Небо вновь стало осенним сине-зелёным. Только ветер по-прежнему рвал и метал.

 

- «Гора – сволочь», когда же ты пропадёшь? – ворчит мой друг. На него смотреть страшно. Обычно розовое лицо его посинело, стало опухшим. Да и у меня, наверное, видок ещё тот. Смахиваю, брезент со снегом с мотора и мысленно благодарю отца. Это он мне наказывал: _ Уходишь, набрось на мотор брезент. Пять минут потеряешь, а выиграешь час.

 

Золотые слова! Как они сейчас пригодились, твои наставления.

 

Раскручиваю «точило». Трудяга Л-6 привычно затарахтел. Отталкиваемся от тальников, выходим на середину реки. Вот тут-то ветер даёт о себе знать. Промокшая одежда встаёт коробом. Пальцы едва гнутся. Валерка сидит на носу. Сгорбился. На ружье и на пролетавших низко над водой крохолей и нырков даже не глядит.

 

А знатное у него ружьё. Бельгийка, двустволка, бескурковка, бьёт отлично. Дробь по воде не рассыпает, разрезает словно хлыстом, по линеечке. Но глаз и руки требует умелые. Очень уж кучно бьёт.

 

Из-за поворота, на косе, показалось зимовьё военных охотников. Заслышав стук мотора, ребята высыпали на берег. Ба, всё знакомые лица! Это вояки со Ставки, часть к нам приезжают на рыбалку и на охоту. Машут руками, что-то кричат, из-за мотора не слышно. Моторка вылезает на косу. У ребят глаза с полтинник.

 

- Это где же вас угораздило? Давай-ка в зимовьё!

 

Майор Серёга греет на примусе чай, достаёт спирт. Переодеваемся, кое-как стаскиваем с себя всё мокрое. На меня одежонку подобрали, а на Валерку с горем пополам, гимнастёрки рукава по локоть, а штаны и вовсе кое-как верёвкой стянул. Спирт пили чистый, водой запивали. Горячий чай с сахаром, спиртяга, сухая одежда, тепло зимовья сделали своё дело – мы оттаяли, засобирались идти дальше.

 

- Да куда вы, ночуйте! – приглашают вояки. Мы отрицательно качаем головой и благодарим за приём.

 

_ Да не держите вы их, бесполезно. Такой уж это народ. Куда пойдёте?

 

- К Дригуну, в низ на зимовьё там есть где потолкаться. Обратно зайдём.

 

До зимовья недалеко. Уже крышу видно за тальниками. Поворот, другой и моторка ускоряется в берег. Нет лодок у причала, не идёт дым из трубы. Никого. Хорошо. Подтягиваем моторку, на берег вытаскиваем плоскодонку.

 

Пара лаек, дружелюбно виляют хвостами. Бока подтянуло. Давненько не ели. Ничего, бедняги, накормим. Стаскиваем с моторки свои пожитки и входим в зимовьё.

 

Там порядок. Пол подметён. Около буржуйки охапка сухих дров. На полочке заправленная керосиновая лампа, спичек коробок, лучинка, соль в пакете, пачка байхового чая. Булка чёрствого хлеба уже покрылась плесенью. Давно уже здесь никого не было. Сезон охоты на ондатру ещё не начался. До конца сентября охотники будут дома. Нужно и цепочки к новым капканам мастерить, дров напилить, наколоть. Ну в общем, забот хватает. До ледостава будут промышлять охотники. Надо путём подготовиться.

 

Гудит огонь в печке. Валерка чистит картошку, я тереблю уток. Развешанная на сушелах одежда парит. Пахнет жилым. Закипает чайник. Завариваем. Вот и суп подошёл. Валерка дует на ложку, пробует.

 

- Пусть остынет. Горячий. Что может быть вкуснее дикой утки после таких передряг. Терпкое, жирное мясо так и просится в рот. Да и кружки стоят не пустые. Грех сегодня не выпить. После горячего чая залезли в спальники. Валерка что-то бормотал о завтрашних планах. Я не отвечал. Сон моментально свалил меня, я куда-то провалился.

 

А на утро встали хоть бы хны! Ни кашля, ни соплей, вот что значит молодость! Ну, да и закалка была.

 

Разогрели, доели остатки супа, попили чайку, покормили собак и вперёд толкаться. Славно поохотились. За два дня по два десятка уток – неплохо.

 

Обратно зашли к воякам. Те уже были навеселе. Посмотрели на наши трофеи, смеются, за вами, местными, сам чёрт не угонится! Подцепили две «кефали» и пошлёпали домой.

 

Ну а дома молчим. Девчонки ворчат. Теребить уток не охота.

 

_А есть не отказываетесь!» - смеётся жена. И всё, ни расспросов, ни допросов. Не принято это у нас. Пришёл домой живой, здоровый, да ещё с добычей – и ладно, такими, уж воспитала она нас – матушка Сибирь!

 

Водные лыжи

 

Пойду, попроведаю Валерку, считай неделю не видел. Картошка замучила, то поли её, то огребай. Через месяц копать. Ничего не поделаешь – второй хлеб. На целый год запас сделать надо.

 

Подхожу к свежевыкрашенным воротам «припахали» студента! Открываю калитку и на тебе! В ограде верфь. Посредине стоит остов не то лодки, не то катера.

 

- Вот смотри, всё по чертежам. Подаёт мне журнал «Катера и яхты» то что он без пяти минут инженер-механик – это ясно. Он и в школе здорово математику знал. Но чтоб катер построить!

 

- Да вот отец завёлся! Валерка хохочет. А вот и главный корабел. Главный корабел важно спускается с высоченного крыльца. Маленького роста, щуплый, но не по годам шустрый. Валерка не в него, в мать, такой же могучий.

 

- Привет! Помогать пришёл или опять куда собрались? – Помогу, дядя Паша, только чем?

 

Мне вручают рубанок, а сами двуручником строгают кедровые доски на обшивку корпуса. Хорошее дерево кедр орехи даёт. А древесина лёгкая, податливая. Все лодки у нас здесь из кедра мастерят. Вкусно пахнет стружками, смолой.

 

Назавтра прихожу снова. В ограде тишина. Валерка сидит на крыльце, листает журнал.

 

- Что-то не работаете? – спрашиваю не здороваясь.

 

- Д отца на сенокос угнали. - Куда ему – годы не те.

 

- Ничего, поварить будет. Дядя Паша конюшил в охотничьем хозяйстве. Понемногу охотился.

 

_ У меня идея, - говорит Валерка. Э-ха удивил! У него идеи так и пёрли из башки. Что-то опять придумал.

 

- На водных лыжах будем кататься! – заявил он.

 

- Ну, ты даёшь! Где их взять-то?

 

- Да вон, не видишь! Он показывает на отцовские охотничьи лыжи.

 

До меня помаленьку начинает доходить его идея.

 

_ А как с ногами быть –

 

Спрашиваю, чую авантюру. Валерка достаёт из сарая старые резиновые сапоги. Голенища растрескались, но низ был добротный. Рассчитали где крепить, забили гвозди. Для буксировки привязали расчалку к палке, а затем верёвку. Современные воднолыжники покатились бы с хохоту над нашей экипировкой, но здесь мы были первыми в Кударе!

 

Солнце стояло в зените и жарило по-июльски. Река, довольно-таки широкая весной, заросла осокой, рогозом.

 

Цветки аира сумасшедшеепахли. Узкую проточку чистой воды рассекал наш «Вихрь», оставляя за «Казанкой» пенный след, проскочили корсаковский мост и Валерка подошёл к берегу.

 

- Ну что, попробуем? Первым пойдёшь? – с улыбкой спросил Валерка. Торговаться мужская гордость не позволяла. И хоть ни какого понятия не имел о водных лыжах, обречённо кивнул головой, была не была!

 

Валерка подогнал лодку на самое глубокое место, на яму под мостом. Было жутковато смотреть на эту зеленоватую бездну. Назвался груздем, полезай в кузов! Я надел лыжи, взял в руки буксир и неуклюже свалился за борт. Вода обожгла пронизывающим холодом. Со дна речки и по берегам били ключи. Чистые, холодные. За счёт их и жил Харауз. По бурятски- чёрная вода.

 

Валерка завёл мотор, включил скорость. Буксир натянулся, и меня утащило под воду. Голова соображала моментально. Ставлю лыжи под углом, меня бросает из стороны в сторону. Но вот я вынырнул, судорожно глотнул воздух. Напрягаю все силы, стараюсь устоять. Вот уже до колен вышел. Но меня сбивает мощной струёй воды от винта. Вплавь собираю лыжи. Валерка, сделав оборот, подходит.

 

- Давай ещё попробуем.

 

- Давай.

 

Попробовали ещё раз. Другой. Я вымотался. Всё бесполезно!

 

Хмурые сидим на борту лодки.

 

_понял! – хлопает себя по лбу Валерка. Я уставился на него. Что за идея у этого чёртова гения!

 

- понял! Тебя струёй от винта сбивает!

 

- Да дураку понятно! А что делать-то

 

- Надо буксир удлинить. Но вот чем? Веревки то больше нет.

 

В это время к берегу подходили сетевые лодки. Огромные, деревянные, чёрные от смолы и вара, с высоченной кормой и носом. Настоящие динозавры с Байкала. Рыбаки торопились на сенокос. Да и омуль в это время не попадал, отходил куда-то. Они видели наши неудачные попытки и сочувственно улыбались.

 

- Ну чё, паря, не клеится? – спрашивает Нефёдыч- знакомый бригадир. Душа человек. Лучший бригадир в колхозе, а нас не задирает. По-научному рыбачит, ежедневно дневник отлова ведёт. Погода, место добычи, время отлова. Глубина. И так каждый день, летом на сетях, зимой на подлёдном лове, на неводе. Уважаемый человек. Его слово в бригаде – закон!

 

- Д а вот Нефёдыч, верёвка коротковата, не выручишь?

 

- Как не выручить! Дам, только верните.

 

- Без слов. Домой завезём. – заверил Валерка.

 

- Васька, дай-ка парням верёвку! Может, что и получится. Посмотрим. Васька, по кличке «Метла», за его долготу, да и фамилия у него Метелёв, даёт верёвку. Валерка смерил.

 

- Двадцать саженей. Хватит. Я снова лезу в воду. Мужики стоят на берегу, глазеют. Снова я под водой, но уже не так мотает. Как-то быстро, как пробка из бутылки. Я выскочил из воды. Вышел. Вышел! Я от восторга что-то орал, Валерка тоже, размахивал свободной от руля рукой. Брызги от лыж летели веером. Мы обгоняли моторки с сенокосилками, поливая их водой, делая крутые виражи. Бабы хохотали, мужики, ясное дело, матерились, шутя без злобы. Все торопились на сенокос, на работу, а тут такая невидаль, развлечение.

 

В устье, в месте впадения в Селенгу, Харауз расширяется, образуя озёрину. Разворачиваемся. На развороте скорость увеличивается в разы, брызги летят метров на десять.

 

Ребятня, что булькались в воде, увидев нас, хлопает ладошками по воде, визжит. Загорели как негры, только зубы сверкают.

 

Бабы и мужики на берегу, заслонившись ладонями от солнца, что-то толкуют между собой, тычут пальцами. Да где это видано было, чтоб паре