Я родился в прекрасном краю, на берегу красивой реки Джида. Моя деревня – это моя родина. Которую люблю и которую восхваляю. Я уже давно интересуюсь историей моих предков, которые когда-то  родились и выросли здесь на этой земле.  Время все больше и дальше уносит от нас события давно минувших лет.

Стираются из памяти имена наших родственников, но  память потомков должна сохранить страницы прежней жизни, нашего села, нашего района, наших предков. А сегодня мы можем сказать, кем были наши предки? Чем они занимались? Вы задавали себе этот вопрос? К большому сожаленью, сегодня мы становимся «Иванами, не помнящими родства». На мой взгляд, это серьёзная проблема человеческих взаимоотношений. Мне захотелось, познать историю своей семьи.

Очень жалко, что этой темой я заинтересовался уже после смерти моего прадедушки, который о многом мог рассказать. В селе Белоозерск живет двоюродная сестра моего прадедушки Калмынина Павла Ивановича(12.07.1932 -08.3.2010г.г.) Филиппова Галина Павловна, она внучка моего прапрапрадеда Калмынина Петра Николаевича(1834-1920г.г.), по воспоминаниям которой и была написана работа. Калмынин Петр Николаевич мой прапрапрадед был простым сибирским казаком, сеял хлеб, на просторах Забайкальских степей охранял границу. Это было в середине XIX  века. Судьбе было угодно, чтобы этот казак оказался в далеком Уссурийском крае. Судьба моего прапрапрадеда, забайкальского казака Калмынина Петра Николаевича пересеклась с деятельностью талантливого русского дипломата Н.Н. Муравьева – Амурского и выдающегося русского ученого Н.М.Пржевальского.

Казак, Петр Калмынин, подъехал к реке, неторопливо слез с коня и встал на родную землю. Он был в форме, при оружии: сабля, винтовка. На груди награды Царя-батюшки за ратную службу, среди которых золотой крест. Слезы радости катились у него по щекам, здесь все было родное: это река, эти горы, эта земля, где он родился и вырос. Служа Царю и Отечеству, он двадцать пять лет не был в родных краях. И куда бы судьба служивого человека, его не забросила, будь то большой город Санкт-Петербург, или пустыня Гоби, или  Уссурийский край, он хранил в сердце свою малую родину, вспоминая детство, отца, мать, сестер. Отчетливо помнил, как первый раз отец посадил его на коня, и те чувства, сначала страха, а затем радости, которые испытал мальчишкой, а затем пронес все эти годы. Здесь был особенный воздух, запах, здесь была его родина. Он встал на колени и поцеловал землю. Прежде чем переправиться через реку, в свою деревню Укыр-Челон, Петр оглянулся, как бы прощаясь с тем, что было в его прежней жизни. И видимо, поэтому в памяти всплыли все  эти двадцать пять лет, и он, вдруг,  почти в одно мгновение, вновь пережил их.    

Начав двадцатилетним парнем  службу в Забайкальском казачьем войске, Петр Калмынин и не предполагал, что его судьба пересечется с деятельностью талантливого русского дипломата Н.Н. Муравьева – Амурского и ему уготовлена встреча и служба у выдающегося русского ученого Н.И. Пржевальского. Это произошло в середине XIX века, когда мой прапрапрадед , казак Калмынин Петр Николаевич оказался в Уссурийском крае на  охране новой русско-китайской границы. Участь забайкальских казаков была определена политикой России на Дальнем Востоке.

В книге о путешествии в Уссурийский край в 1867-69 г.г., изданной в 1870 году в Санкт-Петербурге, Н.М.Пржевальский упоминает казачий пост Камень Рыболов, который занят солдатами 3-го линейного батальона. Вот там и встретил он моего прапрапрадеда Петра  Калмынина. Казак понравился ему своей неторопливостью, он делал все обдуманно, взвешенно, в нем чувствовалась казачья удаль и  хватка. Не маловажным было и то, что Петр по тем временам считался грамотным. Все это и послужило основанием для путешественника, располагавшего большими полномочиями,  взять его с собой в экспедицию. Так началась новая страница в жизни, моего прапрапрадеда  о которой, он не раз будет рассказывать в кругу семьи и своим односельчанам. А пока пора переправляться через реку, домой, где, наверное, и не знают о его возвращении.

Много лет прошло, стой поры, когда возмужавший и многое повидавший казак Петр Николаевич Калмынин, на исходе дня, когда солнце садилось за горизонт, слышалось  мычание коров, блеяние овец и редкий лай собак,  подъехал к родительскому  дому и вошел в ограду. Увидев двух подростков, подумал, это, наверное, мои племяши. Около поскотины мать доила корову. Рядом, привязанный теленок, пытался освободиться и добраться до коровы, которая была так близка и пахла теплым молоком. Сердце бывалого человека учащенно забилось. Недалеко от матери молодая женщина тоже доила корову. А это, похоже, наверное, моя сестра, мелькнула у него мысль.

Петр сделал серьезное лицо, и спросил: «Дорогая матушка, не разрешите ли вы потерявшемуся страннику остановиться у вас на ночлег, попить молочка свежего, передохнуть?» «Нет, - сказала мать,- не могу, иди вон в тот постоялый двор, там и переночуешь, там тебя и накормят. Там у нас останавливаются проезжие». Но, вдруг  в душе у нее что-то дрогнуло, что-то ее обеспокоило. Она поднялась, и еще раз посмотрела голубыми глазами на служивого казака. «Что же это вы матушка отказываетесь от своего сыночка, отправляете на постоялый двор - засмеялся Петр,- А ведь я давно сердцем здесь с вами. Истосковался я по материнской ласке, по земле родной матушке, по родственникам, по отцу батюшке». От неожиданности мать уронила ведро с молоком на землю, корова испуганно шарахнулась в сторону. Всплеснув руками и заплакав, запричитала: «Прости сыночек, Петенька, не узнала я тебя. Но чувствую, что голос знакомый. Ведь почитай 25 лет прошло». Обняв сына и плача, она  гладила его натруженными руками и причитала: «Родной вернулся, а мы уж думали, что тебя давно нет, сгинул ты на чужбинушке. А ты вон, какой красивый, возмужавший».

Весть о возвращении со службы казака Калмынина мигом облетела Укыр-Челон и близко находящиеся деревеньки. В те времена подобное событие было редкостью, тем более что Петр в глазах земляков выглядел героем, о чем свидетельствовали награды - три георгиевских, золотой кресты и золотая шашка, от самого Царя-батюшки. Люди шептались - в самом Санкт-Петербурге был, во дворце. Народ съезжался к дому Калмыниных, чтобы посмотреть на героя, а если удастся то и поговорить, спросить, где он был, кем служил. Как-то само собой получилось, что бедные крестьяне могли разговаривать с ним только около калитки, или на улице. Крестьяне позажиточнее могли дойти до крыльца. Вот так встретили его земляки, оказывая Петру Калмынину своим поведением особое почтение и уважение. Сам же Петр, будучи степенным и рассудительным человеком не сторонился людей. Он часто встречался с земляками, много рассказывал им о том, что видел и где бывал. Многим его рассказы были в диковину и порой трудны для понимания. Заканчивалось короткое лето, наступала осень, не за «горами» зима и Петр стал задумываться  о женитьбе.

Петру Николаевичу было 45 лет. Как-то утром отец сказали ему:- «Сынок, мы уже в возрасте. Тебе пора заиметь свою семью. В Армаке живет молодая вдова. Работящая, ей 22 года. Давай, поедем с тобой к ней свататься. Детей у нее нет, а звать её Дунаева Прасковья Перфильевна. Так что надевай мундир, награды нацепи и в путь. Из тебя должен хороший семьянин получиться. Жизнь ты повидал, так что не нам тебя учить».

Конь, запряженный в телегу, медленно шел по узкой улице Армака. Отец и сын оглядывали избы малознакомой деревни, но и сами становились объектом пристального внимания. В это время, Прасковья убиралась в доме, и, вдруг на душе стало тревожно, лицо почему-то загорелось. Забеспокоившись, она взглянула в окно и увидела наших путников. Её внимание привлек один из них, тот, что помоложе. На груди у него были георгиевские кресты. И у нее мелькнула мысль, вот такого бы ей мужа, красавец, весь при орденах, при сабле, винтовка в телеге лежит. Хороший казак. И в тот же миг конь остановился у её дома. Они не спеша слезли в телеги, привязали узду к столбу и вошли в ограду. Она сразу же поняла цель их приезда, ито, что этот казак ее судьба. Он был неторопливый, уверенный в себе, в нем чувствовалась сила и огромный жизненный опыт. С таким человеком она готова идти  хоть на край света, не оглядываясь на прожитые годы.

Из Армака они возвращались уже втроем. Сидя рядом с мужчинами, Прасковья слушала, как Петр рассказывал  отцу о своем злоключении в пустыне Гоби. Из рассказа она поняла лишь то, какой опасности подвергался её теперь уже муж. Многое в его рассказе было непонятного, но она боялась переспросить, начиная в полной мере осознавать, что у них с Петром впереди нелегкая жизнь и много чего он ей ещё расскажет. Сердце ей подсказывало, что она народит кучу ребятишек, ведь с каждой минутой, после их встречи, он становится для неё все родней и родней. По мере приближения к Укыр-Челону это чувство все увеличивалось и увеличивалось, и кто сейчас знает, может быть так и появляется в сердцах людей любовь и верность на всю совместную жизнь.

А тем временем, под неторопливую поступь коня и поскрипывание колес, Петр продолжал свой рассказ.

Экспедиция уже много дней шла по пустыне Гоби, заканчивались продукты и питьевая вода. Хотелось пить, но ее почти не было. Люди выбились из сил. Это батя, было далеко за Монголией. Вон, где солнце стоит, можно сказать прямо под ним. Меня и казака Егорова, командир экспедиции Николай Михайлович Пржевальский отправил добыть пищу и питьевую воду. Мы с Егоровым верст 15-20 прошли, но все было безуспешно. И тогда мы решили вернуться к экспедиции. Я ему сказал, что надо идти в этом направлении, но он показывал другое. Мы стали спорить, он настаивал на своем, ведь он был старше и не мог смириться, что какой-то молодой казак ему указывает. И мы разошлись. Я вернулся к экспедиции, а Егоров нет. Пржевальский спросил, где я расстался с Егоровым. Я рассказал ему, как все было, но он мне не поверил и решил ждать Егорова еще одни сутки, но и тогда тот не пришел. Тогда Пржевальский  сказал: «Ты, наверное, или бросил его или убил. Если мы через 7 дней не найдем Егорова, я тебя расстреляю». Затем, экспедиция двинулась в ту сторону, где мы расстались. Было очень тяжело. Кругом была пустыня, никакой жидкости не было. Стояла сильнейшая жара, мы еле передвигались. Казалось, наши головы не выдержат и  лопнут. Было немного легче только ночью. Когда пошли 7 сутки, я знал, что если не найдем Егорова, расстреляют меня. И вдруг мы увидели грифа. Он летал высоко и медленно делал круги над одним местом, но там никого не было видно, мешали холмы. Я сказал Николаю Михайловичу, что надо туда идти, там Егоров. «Откуда ты знаешь», - спросил он.

Там гриф летает, он чует скорую добычу. Сейчас он сядет, и точно, он снизился и скрылся за холмом. Мы повернули коней в том направлении и скоро увидели Егорова. Он был почти без сознания, как чумной ходил вокруг винтовки воткнутой в песок. За поясом у него был заяц, почти разложившийся на жаре, и от него шел отвратительный запах. Недалеко сидел гриф. Егоров ничего не понимал, мы положили его и брызнули из фляжки водой в лицо, потом дали немного попить. Он с жадностью пил, и первые слова его были:- « Калмынин вернулся, он с вами?». Да сказали ему. Он облегченно вздохнул, а я подошел к нему и сказал, ну что, куда ты пошел. Теперь понял, и плюнул. Меня ведь сегодня из-за тебя хотели расстрелять. Не выдержал я батя, и дал волю слезам. А потом я сказал Николаю Михайловичу, если здесь гриф летает, значит, недалеко есть вода и живность. И действительно, через несколько верст, мы нашли пресное озеро. Его на карту зарисовал Николай Михайлович, вместе с художником Роберовским. Отец спросил, что такое карта, и Петр подробно рассказал ему. А вот  в Тибете, батя, на нас напало дикое племя, мужчины и юноши стреляли в нас из луков, у них были копья. Они были почти голые, потому что у них жарко и не бывает снегов. Они кричали ужасающе разными голосами. Тогда Пржевальский дал приказ стрелять из винтовок, стрелять выше их голов. Мы сделали два залпа, они упали на землю от страха, а потом вскочили и побежали прочь, больше мы их не видели.

Так, слушая рассказы Петра и думая о будущем, Прасковья оказалась в Укыр-Челоне, где пройдет вся её оставшаяся жизнь. В дороге она поняла еще и то, что с Петром ей будет очень интересно жить. Он многое знает, грамотный и самое главное хоть и строгий, но добрый сердцем.

В скором времени им помогли построить дом, родственники выделили скота и  хозяйственную утварь, и Петр с Прасковьей стали жить отдельно. Петр от зари до темна был весь в работе. Он старался наверстать упущенные годы, которые отдал службе. Весной, на радость молодоженам, появился первенец. Всего же Прасковья родила Петру 4-х сыновей: Ивана, Егора, Павла, Александра и 5-ть дочерей: Феодосию, Клавдию, Улиту, Людмилу и Елизавету. Моя собеседница вспомнила рассказ родителей, как Петр решил перегородить свою избу. Он сделал из досок красивую, резную ширму, покрасил ее. Прасковья не могла нарадоваться: «А что Петр вот такие красивые двери у царя как у нас?»- спросила она.  Он усмехнулся и сказал: «Нет, женушка они у него из золота, мрамора и хрусталя. Я очень хорошо помню, как отдавал ему выделанную шкуру от коня, которого мы нашли. Она теперь так и называется «Дикая лошадь Пржевальского».

Прасковья  знала, что такое золото, а вот что такое мрамор и хрусталь - нет. И, тем не менее, ей казалось, что ширма, которую сделал муж лучше всех царских хором. Их жизнь ни чем не отличалась от жизни сородичей и соседей. Крестьянский уклад не терпит суеты, а дел и забот, как говорится, хватает на круглый год. Незаметно стали подрастать дети. Вот и пришла пора старшему сыну Ивану послужить Царю-батюшке. Родители справили Ивану обмундирование, дали коня, и он уехал, а сами остались с малолетними детьми, и их размеренная жизнь потекла своим чередом.  Омрачало только то, что от Ивана была только одна весточка, что он служит в Кяхте. Вскоре наступили лихие и страшные времена. Пришло известие, что свергли царя. Потом появились красноармейцы, белогвардейцы, район лихорадило. Люди жили в страхе, не ведая, что будет дальше. В одну из темных ночей в окно Калмыниных раздался робкий стук. «Кто там?» - спросил Петр Николаевич. «Это я отец, Иван, открой, пожалуйста». Отец впустил его, тот был испуган. «Что случилось с тобой? Где ты потерялся? Давно нет весточек от тебя». «Я батя служил у белогвардейцев. Ну, они и звери. Убивают беспощадно людей, насилуют женщин. Зверствуют повсюду. Служил я в карательном отряде. Расстреляли несколько человек в Торе, изнасиловали возле Ангархая девчонку, изрубили ее шашками. В Селенгинском районе истребили почти все село, всех кто сочувствовал красноармейцам. А я бежал. Сейчас они за мной по пятам идут.  Надо мне спрятаться».

Мать всплеснула руками и заплакала. Петр Николаевич подумал и сказал: «Спрячем тебя в сусек, накроем шкурами и засыплем зерном. Хоть рядом будешь и то легче». Они управились только к утру и почти сразу услышали конский топот. К их дому подъехали каратели. Они слезли с коней и вошли в дом. Во главе отряда был унтер офицер, в хромовых сапогах, в белых перчатках. Прямо с порога закричал на родителей: «Где твой сын. Он продал царя и отечество». Петр Николаевич ответил: - «Я его не видел несколько лет». «Ты врешь. Он у тебя. Если мы его найдем, то я расстреляю его и тебя, несмотря на то, что ты награжден самим царем» - кричал и злился унтер. Солдаты перерыли весь дом и надворные постройки. Они штыками и саблями протыкали все, даже  в ларь воткнули несколько раз, но промахнулись и не нашли Ивана. Перед уходом, унтер офицер несколько раз ударил Петра Николаевича по лицу. После этого, второй раз в жизни, но уже от обиды, заплакал бывалый казак. Он был меткий стрелок и хороший охотник. Можно было бы застрелить обидчика, но ничего не мог сделать, на его плечах лежала ответственность за всю семью. Это не люди, а нелюди, думал Петр Николаевич и был уверен, что не миновать им кары Господней! Так они спасли от смерти своего сыночка Ивана.

Закрыв за непрошенными «гостями» дверь, Петр Николаевич достал с полки дорогую его сердцу книгу. Перевернув обложку из желтого картона, посмотрел на портрет и про себя прочел: «Моему другу спутнику Петру Николаевичу Калмынину от Н.М. Пржевальского». Еще некоторое время подержал ее в руках, перелистывая страницы с текстом и зарисовками художника Роберовского. Его взгляд задержался на одной из них. На рисунке бывалый казак Петр играл на гармошке, рядом сидели странники-паломники в  басурманских одеждах. Экспедиция встретила их на одном из маршрутов. Они были голодные и сильно уставшие. Пржевальский велел их накормить. Бедолаги с удовольствием уплетали рисовую кашу, а затем слушали, как Петр играет на гармони. Эту сцену и зарисовал художник. Отдохнув, паломники пошли своим, только им известным маршрутом. Петр Николаевич закрыл книгу и положил ее на полку. Он хорошо помнил и члена экспедиции переводчика Дондока Иринчинова и переводчика китайца и как когда-то, стоя у реки при возвращении домой, передним промелькнули годы путешествий с экспедицией Пржевальского. Как  это было  давно.

Сейчас трудно сказать, не будь этой злополучной встречи с белогвардейцами и обиды нанесенной старому казаку верой и правдой служившего отечеству, до каких лет дожил бы  Петр Николаевич. Но в 1920 году его не стало, он умер в возрасте 86 лет. Прасковья Перфильевна овдовела. Их  сын Егор служил в рядах красной армии в городе Кяхта. На одном из учений конь Егора запнулся, и, полетев на землю, подмял под себя седока. Егор сломал позвоночник и умер в больнице.  С матерью остался сын Павлуша, которому было чуть больше 10 лет. Он рос способным мальчиком, работал наравне со взрослыми, хорошо учился. В 17 лет стал ямщиком, ездил в города Кяхту и Верхнеудинск. Сама Прасковья Перфильевна пережила своего мужа почти настолько же лет, насколько он был её старше. Она скончалась в 1943 году. Девять детей вырастили Петр Николаевич и Прасковья Перфильевна Калмынины, а сколько же у них внучат, правнучат, праправнучат, прапраправнуков. Можно только догадываться. И у каждого своя жизнь, своя судьба. 

члена экспедиции переводчика Дондока Иринчинова и переводчика китайца и как когда-то, стоя у реки при возвращении домой, передним промелькнули годы путешествий с экспедицией Пржевальского. Как  это было  давно.

Сейчас трудно сказать, не будь этой злополучной встречи с белогвардейцами и обиды нанесенной старому казаку верой и правдой служившего отечеству, до каких лет дожил бы  Петр Николаевич. Но в 1920 году его не стало, он умер в возрасте 86 лет. Прасковья Перфильевна овдовела. Их  сын Егор служил в рядах красной армии в городе Кяхта. На одном из учений конь Егора запнулся, и, полетев на землю, подмял под себя седока. Егор сломал позвоночник и умер в больнице.  С матерью остался сын Павлуша, которому было чуть больше 10 лет. Он рос способным мальчиком, работал наравне со взрослыми, хорошо учился. В 17 лет стал ямщиком, ездил в города Кяхту и Верхнеудинск. Сама Прасковья Перфильевна пережила своего мужа почти настолько же лет, насколько он был её старше. Она скончалась в 1943 году. Девять детей вырастили Петр Николаевич и Прасковья Перфильевна Калмынины, а сколько же у них внучат, правнучат, праправнучат, прапраправнуков. Можно только догадываться. И у каждого своя жизнь, своя судьба.

Федотов Виталий, ученик 10 класса МБОУ "Оёрская СОШ"