Посвящается моим любимым, дорогим, неповторимым отцу Наумову Иосифу Кирилловичу,

матери Наумовой Наталье Демидовне, проживших трудную, но честную жизнь.

 Жизнь, в которой было много потерь, но они, ни при каких обстоятельствах не впадали в крайность.

Они несли свою ношу жизни так, как могли, так как им велела их совесть,

 их отцовский и материнский долг. Долг перед Родиной, перед людьми, живущими рядом.

 Низкий поклон моей малой Родине, моему никогда незабываемому Загану,

 моим землякам, я их помню и люблю.

Я благодарна судьбе за то, что мне пришлось, столкнуться с такими трудолюбивыми,

 честными и чистыми думаю людьми.

 Кланяюсь Вам до самой земли.

Вечная Вам память.

 

 

Часть 2

Приезд Осипа в Заган.

Наталья пришла домой, зашла в амбар, взяла мешок со старыми вещами и через огород пошла в большой лог. В огороде соседка Женя налаживала парник, закидывая вилами навоз на гряду. Они поздоровались, и Женя спросила: «Скоро ли бабушка Наталья уезжаешь?», та ответила: «Завтра».

 

«А картошку кто садить будет?»

«Брат Николай хотел зелёнку посеять»,- сказала Наталья.

 

Она перелезла через прясла и направилась в сторону лога. За её огородом были горы, одна из которых напоминала  зарод сена, вот и звали её в Загане – Зарод. Иногда говорили: ребятишки на Зароде катаются или телята на зароде ходят. А между горами были лога: большой и маленький. В логу она насобирала кучу палок, разожгла их и стала бросать в костёр ненужные старые вещи.

 

Дошла очередь и до гимнастёрки Осипа. Она взяла её, ещё раз понюхала, а рука никак не поднималась бросить её в огонь. И вдруг на неё нахлынули воспоминания об Осипе.

Шёл 1916 год. Жизнь в деревне была единоличной, все выживали, кто как мог. Семьи были большие, вот и трудились не покладая рук от мала до велика.

 

Летом садили огороды, пахали, засевали свои наделы, заготавливали корма для скотины, пасли скот, собирали грибы, ягоды в лесу. А зимой заготавливали дрова, ухаживали за скотом, выделывали овчины, чтобы шить шубы, из шерсти делали потники, ходили на охоту в тайгу. Заготавливали и лес для постройки дома. Готовили его в феврале, подбирали только спелый лес, искали только тёплое дерево, считали, что такое дерево даст тепло дому.

 

Рубить лес раньше считалось грехом. Рубили вручную, брёвна возили на коне. Дома ставили небольшие, низкие, чтобы было тепло в сибирские морозы.

Семьи жили одни бедно, другие получше. В те годы земля делилась на мужчин, и там где были парни, там и работа кипела, строились дома, бани, амбары, стайки для скота, пахались и засевались все земельные наделы.

 

Ну а где были девки, семьи выживали кое-как, вот и приходилось идти в работники к тем, кто жил получше, и зарабатывать для семьи хлеб насущный, т.е. батрачить.

В Загане жила семья Хохлова Тимофея, и были у него парни здоровые, сильные, играючи могли мешки с зерном таскать и кидать. Жили они зажиточно, нанимали в сезонные работы работников. Сын Иван у Тимофея был женат, жил своим хозяйством, да только не было у них с Анисьей детей. Держал Иван и лавку, в которой продавал всякую мелочь: гребешки, булавки, пуговицы, чай, привезённый из Монголии.

 

Он часто уезжал в Монголию, в Читу. В Загане не знали о его  «тёмных» делах, а прозвище у него было – Котик. Дома же управлялись наёмные работники, которым неплохо платил. Анисья переживала, что у них нет детей и наказала Ивану привезти из Читы с приюта мальчика в возрасте трёх лет, чтобы он потом не мог помнить о своей бывшей семье, им нужен был наследник, которому досталось бы всё нажитое.

 

И вот в очередную поездку в Читу, куда он из Загана добирался сначала на тройке до Петровского Завода, затем на поезде ехал в Читу, там он встречался с атаманом Семёновым, передавал ему донесения от барона Унгерна, получал новые сведения и вёз их обратно через Заган в Монголию.

Он был связным между двумя атаманами в те тревожные времена в Забайкалье. За это ему хорошо платили – золотом. А лавку он держал для прикрытия, для отвода глаз, скрывая своё отсутствие в Загане покупкой товаров для неё.

 

В Чите он зашёл в приют, где жили дети потерявшие родителей в военное время, увидел мальчика 3-4 лет, который ему понравился, и он оформил документы на его усыновление, да и время было такое, что дети в приюте умирали с голода, вот и раздавали их, только бы не умерли. Всё оформление было чисто формально.

 

Звали мальчика Илья, а у этого мальчика Ильи были в приюте ещё два брата близнеца – Осип и Володя, которым шёл восьмой год. И когда Иван повёл Илью на вокзал, Осип сбежал с приюта и шёл за ними до самого вокзала, он очень любил Ильюшу, – младшего брата.

 

Иван с Ильёй зашли в вагон, а Осип тоже забежал, открыл сиденье для багажа и спрятался там, его никто не заметил. Так они приехали в Петровск, где Ивана уже ждала тройка, подъехавшая с постоялого двора.

 

Когда вышел Осип, Иван увидел его, сильно удивился, ему ничего не оставалось, как взять его с собой в Заган, в Читу возвращаться, не было времени, его ждали в Монголии.

В Загане Анисья сказала, что ребёнка она возьмёт одного, маленького, а старший ей не нужен. Иван же спешил в Монголию, куда он добирался на тройках через Заганский хребёт – Бичуру, Кяхту. Он вынужден был отдать Осипа в работники своему брату Захару.

 

Захар, его семья и Осип.

Захар же, – брат Ивана, долго не мог жениться. Он был большой, сильный, играючи поднимал мешки, брёвна. В деревне девки даже побаивались его, он был настоящий сибирский медведь, ему и самому не нравились местные девки. И вот отец решил свозить его в Шаралдай и посмотреть девок там.

 

Они заехали в Шаралдай в праздник, проехали по улицам, где на лавках сидели девки, но Захар на них никакого внимания. Тут же через дорогу шла девка высокая, ладная фигурой и на лицо симпатичная, несла на коромысле воду из колодца. Даже потому, как она несла вёдра на коромысле, было видно, что она очень аккуратна, прошла и ни разу вёдрами не качнула. Захар и говорит отцу: «Вот эту давай сватать». Так Катерину сосватали в Заган.

 

Захар в семье был младший, и старики жили с ними. У них уже было трое детей и большое хозяйство. Осип же стал жить у них; чистить стайки, поить, кормить скота, ездить в лес за дровами, боронить поля, окучивать, полоть картошку, пилить, колоть дрова. Всю чёрную работу делал он, а своих детей Катерина жалела и не допускала к тяжёлой работе. Ей не жалко было сироту, он был ничей.

И если она кормила всех, то ему ложила отдельно и то вполовину меньше, чем своим. А спал он летом на сеновале, в холодное время в дожди, в стайке рядом с коровой, согреваясь её телом, а зимой на курятнике возле дверей. Издевались над ним всячески.

 

Из рассказов односельчан:

 

Заставил его Захар боронить пары, а день был жаркий, ему, наверное, лет восемь было. Он на верёвке борону тянет, а сил-то мало и солнце печёт, весь в поту, кое-как идёт по пашне. А Захар кричит быстрей и машет бичом, глядишь ударит. Осип упадёт, снова встанет и снова тащит. Смотреть на это страшно и защитить некому – ничейный он.

 

Вспоминала как-то Софья Миронова (она была на 2 года старше Осипа).  Работали мы у Захара – зерно молотили цепями, а чё там Осип-то ему сделал не знаю, только смотрим, а он бежит к нам и в солому шмыг, Захар с вилами за ним и давай вилами по соломе тыкать, мы рты открыли, думаем всё проткнёт насквозь парнишку – перекрестились даже. Захар орёт, матерится, кое-как успокоился. Когда он ушёл, мы стали разгребать солому и нашли Осипа далеко в уголочке. Он видимо под соломой-то полз дальше, вот и остался живой, а то каюк бы ему было, посадил бы его на вилы Захар. А от голода его спасло то, что он умел по слогам читать. Как потом выяснилось, он был не из простой семьи.

 

В то время шла война с Германцами, вот из Загана многие мужики были призваны на войну. Неграмотные, они просили кого-нибудь написать письмо и отправляли  их к Осипу в Заган. А бабы заганские тоже неграмотные, просили Осипа читать их и даже писать ответ, за это его кормили или давали что-то из продуктов, вещей. Кто носки свяжет, кто старую шубейку отдаст. Вот так он и выжил на чужбине без родных и близких.

 

А ребятишки Захаровы сколько раз над ним издевались – и били, и голову камнем разбивали, и в речке топили, а куда ему деваться-то, он же даже не знал, куда попал и как отсюда уехать.

Из рассказа самого Осипа:

 

- …Пошли мы на запруду купаться с ребятишками, ну и я тоже в воду залез, а до дна не достать ногами, глубоко и кто-то меня за ноги вниз потянул да с такой силой, что я с головой ушёл в воду, хочу ногами оттолкнуться, а силы не хватает – крепко держат. Стал я воду ртом и носом хватать, ещё немного бы и захлебнулся, в голове мутно и туман какой-то. Вижу, будто какая-то женщина в длинной юбке до пола, а на голове шляпка, протягивает руки ко мне и шепчет: «Иди, иди сюда». Я как будто очнулся и дрыгнул ногой, она выскользнула из чьих-то рук, я этой ногой по другой и попал в руку, которая меня отпустила, и я быстро выплыл наверх к берегу, кое-как отдышался и бегом с речки. Потом, когда я нашёл родных, на фотографии увидел ту женщину, которая сидела на стуле в длинной юбке и со шляпкой на голове – это была моя мама, и звали её Ядвига.

 

И ещё в детстве ему часто снился двухэтажный дом, побеленный со всех сторон. Там он жил когда-то, до того как попал в приют, жили там семьи военных. Мать он помнил смутно, отца почти совсем не помнил, он мало бывал дома. Но хорошо помнил, что у него были ещё старший брат Саша, сестра Зина и его двойник Володя, который остался в приюте. С годами даже эти воспоминания стали стираться из памяти.

 

Он помнил, что жили они в Чите, недалеко от озера Кинон, куда ходили с Сашей ловить рыбу. А потом что-то произошло, и вот какие-то военные их увезли в приют и оставили там. Оставили четверых, Саши с ними не было. Он мечтал: «Вот подрасту – поеду и найду всех», а пока он прислушивался, как можно проехать в Читу, и что там сейчас твориться. Слышал от стариков, что Читу брали то красные, то белые. Атаман Семёнов орудовал, там шла война.

 

Здесь же, в деревне было тихо, жизнь в деревне шла своим чередом, правда с германского  фронта приходили похоронки, и заганские бабы оплакивали своих мужиков, сыновей, не вернувшихся домой.

События в Загане.

 

Вечерами тайком Осип бегал к усадьбе Ивана посмотреть, как там Ильюшка. Видел, как Анисья окружила его заботой и лаской, и он даже не вспоминал о брате. Весь чистенький, ухоженный, в сшитых по ноге сапожках, в новых штанах, играл в ограде. Так Осип прожил у Захара до 19 года, сам же он был 1908 года рождения. Иван ещё много раз ездил в Читу, но так и не увёз Осипа, считая его дармовой силой для брата. Да и события развивались такие, что было не до него.

 

Кругом в Забайкалье шла война: то семёновцы, то японцы, то карательные отряды капелевцев наступали. Деревню будоражило. Горел Мухоршибирь, Харашибирь. Мужики уходили в партизанские отряды и хоронились в лесах, а их семьи подвергались жестокому обращению, даже расстрелу. Дома партизан сжигали, скот угоняли, оставляя семьи партизан на произвол судьбы.

 

Вот и Заган захватили японцы при отступлении. Они убивали всех мужчин, мальчиков, а над девками издевались. Приходилось прятать в лесах ребятишек, а взрослые, чтобы не пожгли их дома, встречали их хлебом и солью. Оголодавшие, они ловили по оградам кур, поросят, тут же их обдирали и жарили на костре. Но недолго им пришлось хозяйничать в Загане, на другой же день они были вытеснены за хребет партизанским отрядом, возглавляемым Лебедевым Е.В.

 

Вот и Осип вместе с захаровыми ребятишками прятался в лесу на Лукинках, где была вырыта землянка. Правда говорят: «Не обижай сироту, накличешь на себя беду». Катерина стала хозяйкой дома, дед Тимофей уже умер, а мать Захара состарилась и ослепла. Сидела на кровати и никуда не выходила. Катерина постряпала хлеб, а старуха попросила у неё поесть, та схватила со стола булку и бросила ей со словами: «На, жри!»

Старуха ей: «Что же ты так делаешь, бог же тебя накажет».

 

На другой день Катерина стала стряпать блины в русской печи, младший сын Пётр сидел за столом, Захар был в ограде. Вдруг разразилась сильная гроза, сверкали молнии, гремел гром, и шаровая молния через открытую трубу влетела в дом и взорвалась, насмерть убив Катерину, сильно обожгло Петра, после чего его зарыли в землю, он остался жив, но сильно обгорел, был в шрамах. Старуху откинуло с кровати так, что она вылетела в окно на улицу, вскоре она умерла. А Захара, который с улицы заходил в дом, волной выкинуло снова на улицу, тем самым он спасся.

 

Схоронили Катерину, старуху, а Захар женился на молодой вдове, женщине у которой был сын, она была почти ровесницей его дочери. Осипа отдали в работники в другую семью,  Симухина Сергея Харлампиевича, где он прожил свои отроческие годы и годы юности.

 

Новая семья.

В семье Симухина Сергея было четверо девок, старшая  Федосья, ровесница Осипу, и потом уже в 24 году родился долгожданный мальчик Костя. Осип помогал по хозяйству: заготавливал дрова, пахал, сеял, помогал с покосом, ухаживал за скотом, стриг овец, пас скотину. Девки же пряли шерсть, вязали носки, варежки, шили душегрейки из овчин. И ему вязали носки, варежки. Хозяйка Домна была вредной, норовистой – всё не по ней. Невзлюбила Осипа, поэтому больше и больше давала разных заданий ему. Но её свекровь, бабушка Анна, сильно любила исполнительного, доброго, работящего парня. Жалела его и, когда он уезжал в лес за дровами, она ходила на улицу и втихаря в его котомочку забрасывала сала кусочек или калачиков, а то и хлеба горбушку, тихо шепча «Ося, там съешь, домой не привози, а то Домна увидит».  Бабушка Анна понимала, что парень растёт, мужиком становится и ему надо хорошо питаться.

 

Рос Осип статный, русоволосый, с прямым аккуратным носом, зелено-голубыми глазами, волевым подбородком. Уже  многие деревенские девки стали на него заглядываться, даже кисеты вышивные дарили. Так и прожил он у них до становления колхозов.

 

Перемены.

Многое изменилось в Забайкалье и в Загане, власть взяли красные, везде создавались первые артели по совместной обработке земли. Чего только не было в этот период: зажиточные амбары с хлебом сжигали, скот травили, кузницу в Загане сожгли – кругом разборки. Отряды милиции вылавливали врагов народа и отправляли в ссылки вместе с семьями. Осип один из первых зашёл в артель «Красный партизан», ему нечего было терять, у него ничего не было.

 

Стали создаваться МТС, куда пригоняли трактора, до этого их никто не видел в деревне. Все работы велись на лошадях да быках. И когда по деревне прогнали первый трактор за хребёт, в Бичуру, то весь народ в Загане прятался, но некоторые  смотрели на такое чудо из ворот. А когда трактор прошёл, все руками шарили колею, оставленную им на дороге. Больно уж диковинная штука была для заганцев трактор. Но потом, посмотрев его в работе, на пахоте, поняли, что это очень выгодно. Не надо сто потов проливать, чтобы вспахать надел, да и времени меньше затрачивалось на работу. Пахать же на коне с однолемешным плугом было очень тяжело, много силы, здоровья и времени уходило.

 

Как мало - мало грамотного Осипа отправили учиться на тракториста в Гашейскую МТС. Окончив шестимесячные курсы, он приехал в Заган и стал работать на тракторе, был одним из первых трактористов того времени, а затем и комбайнёром на прицепных комбайнах. В последствие он работал бригадиром тракторной бригады.

 

Замужество Натальи.

Наталья всё сидела возле костра, где догорали тряпки, помешивая палкой, а гимнастёрку так и держала в руках, не решаясь бросить её в огонь. Отсюда видна часть деревни, где они с Осипом прожили 39 лет, и если бы не его преждевременная смерть, так и жили бы.

 

Поженились они, когда ей было 17, а ему 21. Она была из большой семьи, вот и пришлось им жить самостоятельно. Выкопали землянку под берегом, укрепили брёвнышками, слепили из глины печку. Спали на нарах, застланных потниками из бараньей шерсти, одевались шубами, которые дала мать Натальи – Дарья. Там и первенца растили, которую назвали Елей.

 

Потом перебрались  в дом. А в дом этот они попали чисто случайно. Построили его Василиса и Иннокентий Мироновы в начале 20 века, но когда закочевали и прожили какое-то время, Василиса увидела, как прилетел голубь и ударился в окошко, она сказала, что это плохая примета, и жизни в этом доме не будет и они уехали в Петровск, а дом продали.

 

Бабушка Анна сильно любила своего работника – сироту, жалела его, переживала, как они там, в землянке, жить-то будут, и предложила сыну Сергею отдать коня со своего подворья Осипу за работу. В те годы лошади были очень дорогие. Вот за этого коня Осип и Наталья купили дом, в котором родили восьмерых детей.

 

Всех детей Наталья рожала дома, о больницах тогда и речи не было. Старшую Елену, с 32 года рождения, родила на поле, когда с дедом Семьёном сеяли гречку в Сухаре. Сказала деду, что в туалет пошла, а сама пошла за бугорок и там родила. Завернула в платок и идёт, а дед руками взмахнул и говорит: «Что же ты, Наталька,  ничего не сказала?», и давай быстрее коня запрягать, чтобы увезти её с ребенком домой.

 

В 1934 родилась Дуся. Но прожила она недолго, всего 5 лет. Однажды Осип  приехал домой с работы, выпряг коня из телеги, открыл ворота, чтобы выпустить его на ночь пастись, а Дуся хворостинкой коня ударила, а конь был норовистый, он поднял ногу и лягнул её в живот, она поболела, поболела и умерла. Светловолосая, красивая девочка была, любил её сильно Осип и горько плакал по ней.

Родилась Маруся в 36 году, но на втором году жизни умерла от скарлатины. Потом Нюрочка с 38 года, умерла от дефтории, ей было всего восемь месяцев.

 

В 1939 году родился мальчик, радости Осипа не было конца, его назвали Петей. А в 1942 году родилась Валя. Пошла Наталья в стайку корову доить, там и родила. И вот когда Осип ушёл на фронт в 1942 году, Наталья осталась с тремя малолетними детьми на руках. Лене было 10 лет, Пете 3 года, Вале 8 месяцев. И ещё Наталья после войны родила двух девчонок: Марусю в 1948 году – вторую Марусю, так пожелала Лена, и Тася в 1952 году.

 

Младшую родила на 41 год,  чувствовала, что скоро родит, ушла в баню,  чтобы не пугать детей, там и родила. Дети-то были малые: Пете 13 лет, Вале 10 лет и Марусе 4 года, Лена уже была замужем – ей было 20 лет.

 

И вот в нетоплёной бане, в мае месяце, родила, обрезала пуп ржавым ножом, который лежал там на подоконнике. Осип в это время был на Сухаре, на посевной. Завернула ребёнка в тряпки, принесла и положила на русскую печь, а сама стала заниматься своими обычными домашними делами: доить корову, затапливать печь, носить воду, варить ужин.

 

Ребёнок заплакал, проснулись ребятишки и Наталья сказала: «Там маленький и опять девчонка». Валя, которая нянчилась с Марусей, насупившись сказала: «Зачем ты, мама, снова-то родила?». Она понимала, что водиться с сестренкой придётся ей, так как Марусе 4 года и ей ребёнка не доверят.

 

Подъехали сборщики молока, и Наталья пошла сдавать молоко. Яйца, молоко, шерсть, мясо сдавала каждая семья, как продналог. Груша, приёмщица, спросила: «Тётка Наталья, кого родила?». Та ответила: «Опять девчонку».

 

Жизнь, труд, война.

Перекочевав в этот дом, Наталья с Осипом, обзавелись хозяйством. Мать Дарья дала тёлочку, из которой выросла хорошая корова. Бабушка Анна принесла несколько куриц. Сергей Харлампиевич дал поросёнка, несколько баран. Всю жизнь Осип был благодарен бабушке Анне, он часто вспоминал о её доброте. Может в его жизни она была послана не зря и благодаря ей он выжил, обзавёлся семьёй, домом, хозяйством.  Колхоз в конце года за трудодни выдавал зерно, вот и кормили скот и кормились сами.

 

Жизнь постепенно налаживалась, не смотря на то, что сдавали продовольственные  налоги. Даже излишки зерна были в закромах в амбаре у Осипа и Натальи, но они никогда его не продавали, как многие заганцы. Помнит Наталья, перед войной это было, хороший урожай в колхозе уродился, на трудодни пришлось по многу. И вот бабы нагрузили мешки, положили на подводы и повезли с песнями продавать в Петровск. Продали, прикупили кто что мог. А тут война, и неурожаи пошли, вот их семьи зубы на полку положили, голодали страшно, рады были всему, только бы живот набить.

 

Как-то работали они на колхозном огороде, а Лукерья с Катериной в лес смотрят, как бы сбегать маслят нарвать да похлёбки наварить. Собирали повилику молодую крапиву, бичурику, всё, что можно было есть. А она ночами стряпала пресные калачи ребятишкам. К Наталье приходила комиссия проверять в амбаре зерно, кто-то сказал им, что у неё много. Об этом узнала мать Дарья, прибежала, и они вдвоём по полмешку в подполье стаскали, может мешка три и было-то, а в амбаре, там, где лежало зерно, присыпали землёй. Утром комиссия пришла, проверили, так мелочёвку, всего полмешка.

 

Осип в то время был на фронте. Сколько же ей пришлось работать во время войны, днём на колхозном огороде, ночью ходила косить в Тарбагашку для своей коровушки, на волокуше таскала сено домой, коня не допросишься в колхозе. Они с Анной Тряпкиной сделают свою норму и быстрее бегут с косами косить себе. У той тоже муж на фронте был, а у нее на руках детей двое. Так и не дождалась Анна своего мужика, погиб он, да и многие бабы в Загане остались вдовами: Марина Евсюгова не дождалась своего Дмитрия, Хохлова Татьяна – Федота Понамарёва, Пелагея – Афанасия и другие. А Наталья Осипа, хоть всего израненного, но дождалась.

 

В Тарбагашке неудобно косить, гора и змей полно. Косишь, а она на косу повесится, гребёшь, а она на волке сена лежит, вот и ходили в ичигах на такие работы. А дома и картошка и огород, скотину обиходить надо, дети.

 

Осип уходил на фронт, сказал: «Сбереги, матка, детей». Вот она и не попускалась хозяйством, держала корову, поросят и овец, кур, садила огород. Как могла крутилась, недосыпала ночами, детям носки, варежки вязала. Старшую Ельку заставляла за младшими смотреть да за домом приглядывать. А попробуй на работу не выйди, бригадир свет не заря в окошко стучит.

 

- Выходите, зерно веять или нарезы косить, колхозный огород убирать.  Вот и бросали дом на старших детей. За работу во время войны Наталья награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 год», медалями к «Сорокалетию и пятидесятилетию в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Имеет почётные грамоты за работу, являлась ветераном труда. А в 1953 году ей вручили «Медаль материнства».

 

Несостоявшаяся встреча.

Осипа на фронт не брали, у него была бронь, да и в колхозе трактористы нужны были, но он сам поехал в Мухоршибирь в военкомат и попросился на фронт, было ему тогда 33 года – возраст Христа.

Наталья плакала, а он ей: «Все мужики на фронте, я чё хуже что ли?» И вот его отправили в Читу в учебку, там они осваивали автоматы, пулемёты,упражнялись в метании и отрабатывали другие военные навыки в течение месяца, а затем их в эшелонах повезли на фронт, на передовую.

 

Осип написал письмо, в котором сообщал, что такого-то числа будем проезжать город. И Наталья пошла пешком в город, чтобы ещё раз посмотреть на Осипа и передать продукты. За домом присматривала мать Дарья и сестра Мавра.

 

В то военное время трудно было доехать до города, машин почти не было, конные подводы встречались редко. И вот в ичигах, пешком она шла в город, иногда с кем-нибудь подсаживалась на подводу, хоть чуть-чуть передохнуть, но лошади везли грузы, им и так было тяжело, особенно по хребтам. Все ноги смозолила Наталья. Ночевала у чужих людей в Бару, Десятниково, Бурнашово, Сибирь и Тарбагатае. Подошвы у ичигов изодрались, и она шла босиком. До города она добиралась семь дней, а когда попала на железнодорожный вокзал, увидела массу народа, видимо,  все пришли из ближайших деревень с котомочками и ждали эшелон. У кого муж там, у кого сын, у кого брат, ждали прибытия военного эшелона из Читы. И вот сообщили, что он на подходе.

 

Все высыпали на перрон в надежде, что его остановят, но эшелон с солдатами даже не остановили. Мелькали вагоны, лица, что-то кричали солдаты из вагона. На перроне паника, шум, плач, крики, давка. Все бегут за вагонами со слезами, рёвом. Вот и Наталья так и не увидела Осипа. Она со слезами пришла к знакомым Кабановым, жили они возле Удинского моста, подлатала свои ичиги, отдохнула и пешком пошла до дому. Домой она добиралась почти десять дней.

 

Илья.

Солнышко уже поднялось высоко, а Наталья всё сидела, и думы одолевали её. Она вдруг вспомнила об Илье, брате Осипа. Холёный парень вырос Илья, ходил в дублёных полушубках, отороченных мехом, монгольские дерматиновые сапоги, расшитые рубахи. Анисья души в нём не чаяла, всё для него было. Осипа он не признавал, даже  с ним не разговаривал. У него были свои друзья из его круга, он мог даже насмехаться над Осипом, что он плохо одет, не говоря уже о девках, над которыми он подсмеивался, унижая их,  что его многие ненавидели.

 

Когда красные взяли власть в свои руки,  в Мухоршибири началась чистка – вылавливали предателей, которые содействовали белым и тем самым загубили много невинного народу. Забрали и Ивана – Котика, а затем увезли и расстреляли. А Анисью раскулачили, из амбаров вывезли три подводы разного китайского материала, чай в пачках, обувь монгольскую, военное снаряжение и многое другое, что, конечно, деревенский люд не видел в те времена. Они никогда не видели белых простыней, а их там было пачками.

 

После того,  как забрали Ивана, Анисья решила, что Илья должен срочно уехать куда-нибудь, иначе его ждала учесть отца. Илье шёл 18 год, и она ночью переправила его до города, а потом его следы потерялись. Сама же она дожила до старости, в Загане и умерла.

 

И в Загане он появился через 50 лет. Это было в 1973 году, когда Наталья уже осталась одна, все дочки жили замужем, а младшая училась в городе. Осип уже умер. В Заган приехал Илья, зашёл к Наталье попросился переночевать. Наталья сначала хотела отказать, но ей было интересно, где же он был всё это время и зачем приехал через столько лет в Заган.

 

Илья, конечно, постарел, ведь ему было около 65 лет. Оказывается, он из города уехал в Тюмень, там устроился на работу, получил паспорт, женился и не один раз, всё это время и прожил там. Детей у него не было ни с одной женой. В войну он достал белый билет и отработал в тылу.  А приехал он по очень важному делу. Он расспрашивал то про Захара, то про Семёна Симухина, то про мать, которую давно схоронили. Наталья рассказала о жизни в Загане, об Осипе, о детях, о себе. Он ночевал у неё три ночи, она не смыкала глаз, боялась его – мало что у него на уме. Днём он ни куда не ходил, всё расспрашивал, выглядывал в окна, а ночью он уходил куда-то, возвращался под утро в плохом настроении. Наталья особо его не спрашивала, куда он ходит, но догадывалась. Не зря же он приехал через столько лет и что-то ищет, значит, они с Анисьей успели спрятать кое-что. Добра у них много было, много увезли, но они не дураки же, значит, прирыли где-то. И вот когда  в очередной раз Илья куда-то  ночью пошёл, Наталья тихонько пошла за ним, стала следить. Ночь звёздная, далеко видно, он шёл по дороге за деревню. Наталья знала все закоулки на своей улице и тихо передвигалась от дома к дому.

 

Когда он вышел за деревню, прошёл Висячий камень, Наталья испугалась идти дальше, ведь там уже не было домов, и она стала следить с моста за его фигурой. Он сначала шёл по дороге, а потом свернул в сторону пади под Бурло, там и затерялся в кустах. Наталья вернулась, легла спать, а утром пришёл Илья и говорит: «Ничего не нашёл, видимо, Захарка постарался». Наталья понимала, что он не может найти спрятанное. Может и правда Захар подсмотрел, а, может кто другой, да и давно уже всё выкопали, а, может Илья сам запамятовал то место. Ведь за эти годы столько изменений произошло, вот и под Бурлом выкорчевали лес, пахали поля, выпуск весь перебуруздили, сделали культурное пастбище для колхозного скота. Так что могли их заметки и тракторами сбуруздить. Может и до сих пор всё лежит где-то, кто знает.

 

Илья уехал ни с чем, устроился в городе Улан-Удэ, в доме престарелых, его навещала дочка Натальи, Валя, там он и умер в возрасте 72 лет.

 

Продолжение следует

 

Кобелева Т.И., с. Мухоршибирь