Пушкин проехал перевал 11 июня (а 13 июня, как пишет он сам, находился уже в лагере русских войск западнее Карса). Тело же Грибоедова достигло окрестностей Тифлиса в конце июня. Перевал отстоит от Тифлиса километров в сто двадцати, и такой короткий путь даже на волах не требует двух с половиной недель. Да и не волы это были. И не арба. Повозку с гробом тянули цугом три пары лошадей. Гроб с золочёными ручками был покрыт малиновым балдахином, на котором был вышит российский герб. Сопровождали усопшего не «несколько грузин», а несколько российских офицеров, Роман Чавчавадзе (двоюродный брат Нины, вдовы Грибоедова) и почётный воинский эскорт, составленный из роты солдат Тифлисского полка.

     Почему же всё-таки Пушкин описал эту несостоявшуюся встречу? Можно представить себе настроение поэта, едущего верхом по горной дороге. Ещё по пути в Тифлис недалеко от Душети он повстречал экипажи Хозрев-Мирзы, который был внуком персидского шаха, посланным в качестве заложника восточным монархом в Петербург с извинениями по поводу случившегося в Тегеране и со знаменитым алмазом «Шах». В самом Тифлисе Пушкин был принят в нескольких известных семействах. И везде были только разговоры о несчастной судьбе Грибоедова, об ожидаемом на днях прибытии его праха. Поэтому впечатлений, связанных с гибелью Грибоедова, было у Пушкина достаточно. В жизни их связывали очень непростые отношения: они высоко ценили талант друг-друга, но взаимная приязнь не возникла. Уж очень разные это были натуры.

     Поэтому можно себе представить, что Пушкин, выезжая из Тифлиса, очень хотел, просто надеялся встретить в пути тело Грибоедова, так как по тифлисским слухам оно вот-вот должно было прибыть. И именно по этой дороге. Ну, а не встретив, вообразил, как это могло выглядеть. И вообразив, записал так, как он себе это представил.

     Есть в «Путешествии» ещё одна ошибка. Будучи уже в Гюмри, ранним утром на заре Пушкин увидел снеговую двуглавую гору.     И на вопрос «Что за гора?» услышал от казака в ответ «Это Арарат». Но это был не Арарат, а Арагац. И именно из-за него Арарат из Гюмри и не виден. Ошибку допустил казак, не очень разбиравшийся в географических тонкостях местности. Пушкин, поверив на слово казаку, не сверившись с картами, внёс эпизод в свои записи. А вот мы все знали, что перед Гюмри (Ленинаканом) высится никак на Арарат, а Арагац, ежедневно убеждаясь в этом при выходе из дома или выглянув в окно.